Том Сойер за границей

  - Почему?

  - Почему? Я еще ни разу такого дурака не видывал. Неужели ты не понимаешь,

что наш шар и бронзовый конь-это одно и то же, только под разными

названиями?

  - Ничего подобного. Шар - это шар, а конь - это конь. Большая разница.

Скоро ты скажешь, что дом и корова - одно и то же.

  - Клянусь богом, Гек его снова поймал! Теперь ему ни за что не выкрутиться!

  - Заткнись, Джим! Ты сам не понимаешь, что болтаешь. И Гек тоже. Послушай,

Гек, сейчас я тебе все растолкую, чтобы ты понял. Тут дело не в форме, а в

принципе, а принцип у обоих один. Понимаешь?

  Я пораскинул мозгами и сказав

- Нет, Том, ни к чему это все. Принципы принципами, да только остается

один большой факт, а именно: то, что может сделать шар, вовсе не

доказывает, что это же самое может сделать конь.

  - Да ну тебя, Гек! Ничего ты не понял. Послушай немножко, это же

совершенно ясно. Летим мы по воздуху или нет?

  - Летим.

  - Хорошо. Теперь скажи: можем мы летать высоко или низко, как захотим?

  - Можем.

  - Можем мы повернуть, куда захотим?

  - Можем.

  - Можем мы спуститься на землю в любом месте, где нам вздумается?

  - Можем.

  - Как мы управляем шаром?

  - Нажимаем на кнопки.

  - Надеюсь, теперь тебе все ясно? В другом случае управление производится

поворотом шпенька. Мы нажимаем на кнопки, а принц поворачивал шпенек. Как

видишь, ни малейшей разницы нет. Я знал, что до тебя дойдет, если только

объяснить как следует.

  Он был так счастлив, что даже насвистывать начал. Но мы с Джимом молчали,

и тогда он перестал свистать и с удивлением сказал:

  - Неужели ты до сих пор ничего не понял, Гек?

  Тогда я сказал:

  - Том Сойер, разреши задать тебе несколько вопросов.

  - Валяй, - говорит он; и я вижу, что Джим насторожился.

  - Насколько я понял, тут все дело в кнопках и в шпеньке, остальное

значения не имеет. Кнопки имеют одну форму, а шпенек - другую, но это не

важно.

  - Не важно, раз у них одна и та же сила.

  - Прекрасно. Какая сила в свечке и в спичке?

  - Огонь.

  - В обеих одна и та же?

  - Конечно.

  - Прекрасно. Допустим, я поджигаю спичкой столярную мастерскую, что будет

с мастерской?

  - Она сгорит.

  - Ну а если я подожгу свечкой эту пирамиду - сгорит она или нет?

  - Ясно, что нет.

  - Отлично. Итак, в обоих случаях огонь один и тот же. Почему же мастерская

горит, а пирамида нет?

  - Потому что пирамида вообще гореть не может.

  - Ага! Ну а лошадь вообще летать не может!

  - Вот так здорово! Посадил-таки его Гек в лужу, говорю я вам! Эх, и угодил

же он в ловушку! Эх... Да...

  Тут Джим чуть не задохся от смеха и уж больше ничего сказать не мог. А Том

страшно рассвирепел, видя, как я уложил его на обе лопатки да его же

доводами разбил в пух и прах. Он только и мог сказать, что всякий раз,

когда мы с Джимом начинаем возражать, ему за весь род человеческий

краснеть приходится. Ну а я ничего не сказал, я и так был вполне

удовлетворен. Когда мне удается заткнуть кого-нибудь за пояс, я никогда не

похваляюсь и на его счет не прохаживаюсь, как некоторые. Я тогда думаю,

что если б я был на его месте, то не хотел бы, чтоб он на мой счет

прохаживался. По-моему, гораздо лучше быть великодушным.

ГЛАВА ХIII ДЖИМ ЕДЕТ ЗА ТРУБКОЙ ТОМА

  Вскоре мы оставили Джима одного летать возле пирамид, а сами полезли в

дыру, которая ведет в тоннель, захватили с собой несколько арабов и

свечки, и там, внизу, в самой середке пирамиды, мы нашли комнату, а в ней

большой каменный ящик, где хранился царь, - в точности, как тот человек в

воскресной школе рассказывал. Только теперь царя не было - его кто-то

утащил. Но я не особенно интересовался внутренностью пирамиды: я подумал,

что там, наверное, водятся привидения, - конечно, не свежие, - ну да мне

все равно, я никаких не люблю.

  Потом мы вышли оттуда, сели на маленьких осликов и проехали немного

верхом, потом немного на лодке, а после еще на осликах и наконец прибыли в

Каир. Дорога все время была такая ровная и красивая, какой я еще в жизни

не видывал. По обеим сторонам росли высокие финиковые пальмы, везде бегали

голые ребятишки, а все мужчины были медно-красного цвета, стройные,

сильные и красивые. А до чего удивительный был сам город! Улицы - такие

узенькие, настоящие переулки - были битком набиты народом. Мужчины - в

тюрбанах, женщины - под покрывалами, и все разодетые в яркие, пестрые

наряды всевозможных цветов; и никак нельзя было понять, каким образом люди

и верблюды ухитряются пролезать в такие узкие щели, но они все же

ухитрялись; и кругом были шум и давка. Лавки были тоже такие маленькие,

что в них не повернешься, но заходить туда было незачем: лавочник, поджав

ноги, сидел на своем прилавке, курил длинную изогнутую трубку, разложив

все свои товары так, чтобы можно было достать их рукой, и чувствовал себя

как на улице, - все равно проходившие мимо верблюды задевали его вьюками.

  Время от времени какая-нибудь важная персона проносилась по улицам в своей

карете, а впереди бежали разряженные люди, вопили благим матом и колотили

длинными шестами всех, кто не уступал дорогу. Вдруг откуда ни возьмись

появился султан. Он ехал верхом во главе процессии в таком роскошном