Том Стволер (Tom Boler)

– Нет, – говорю. – Мама не с ним занимается, а с молочником. Который по-настоящему не молочник.

– Мальчик, ты прекращай читать эти плохие книжки.

Я качаю головой.

– Я не читаю плохие книжки.

– Тогда где ты набрался таких идей? Про молочников и домохозяек?

– Она говорила, что он молочник. Но когда он пришел, она нарядилась в свое самое лучшее платье. Которое прозрачное.

– Наверное, это любовь.

– Нет, – говорю. – Она его вовсе не любит. Она любит меня. Она – моя мама.

– Это еще ничего не значит. Вот я, например, не люблю свою маму.

– У вас есть мама?

Тетенька с рыжими волосами трогает свои волосы, которые рыжие. А потом показывает наверх.

– Она там, наверху. У себя в спальне.

– А сколько тогда вам лет? Если у вас есть мама.

– Не груби старшим, мальчик.

Я морщу нос. Не люблю, когда меня ругают.

– Ладно, я не хотела тебя обидеть. Просто это невежливо-спрашивать у человека и тем более у женщины, сколько ей лет. И тем более у женщины в моем возрасте.

– Мне девять лет.

– Ну, а мне сорок два. Теперь понимаешь, почему это было невежливо – спрашивать, сколько мне лет?

– А сколько же лет вашей маме?

Тетенька с рыжими волосами смотрит на небо.

– Она вообще древняя, как динозавр. Хочешь печенья?

Я киваю. Люблю печенье.

Тетенька с рыжими волосами открывает буфет, вынимает оттуда печенье. Имбирное, с орешками. Такое большое и круглое.

Я беру одну печенюшку, кусаю.

Тетенька с рыжими волосами тоже берет печенюшку.

У меня печенюшка большая, а у тетеньки – маленькая.

– Вкусные, правда?

Тетенька с рыжими волосами кивает. Жует и глотает. Все, она уже съела свою печенюшку. Я смотрю на свою печенюшку.

– Они такие большие, правда?

– Ты что, с одной штучки наелся?

– Нет, – говорю. – Не наелся. Я еще съем одну или две. Я потому что сегодня не ужинал. И я очень голодный.

– А что, твоя мама тебя не кормит?

– А мамы нет дома. Она ушла заниматься сексом и никак не приходит. Я все жду, а она не приходит.

– То есть она сейчас со своим дружком? Я киваю.

Тетенька с рыжими волосами открывает буфет. Наверное, хочет достать мне еще печенья. Она добрая тетя, хорошая. Она достает мне печенье. Но почему-то вдруг замирает с печеньем в руках. Смотрит на меня. Говорит:

– У нее, стало быть, есть дружок? Я киваю.

– Такой высокий? Я киваю.

– С кудрявыми черными волосами? Я киваю.

– Это мой муж. Вот урод. -Э…

– Это мой муж. – Тетенька с рыжими волосами хмурится и качает головой. – Я так и знала. Ты живешь через дорогу? А твою маму зовут Тина?

Я киваю.

Тетенька с рыжими волосами ставит печенье на стол. То есть бросает его на стол, и оно теперь все поломалось. Имбирное, с орешками.

– Теперь ты понимаешь, почему я такая сердитая?

– Вы совсем не сердитая, – говорю. – Даже наоборот. Вы хорошая и добрая.

– А вот муж так не считает. Иначе он бы от меня не сбежал. Вечно он думает не головой, а головкой. Куда он его поведет, его член, туда он и пойдет. – Тетенька с рыжими волосами трясет головой, как будто трясет мельничку с перцем, ну, которая для перца, чтобы делать из перца перечный порошок. – Забежал только на пару минут, чтобы взять пачку печенья.

Я смотрю на печенье. Я совсем не наелся. Я бы съел еще штучку. Или даже две.

– Это было в субботу.

– Да, – говорю. – В понедельник, который в субботу. Я пошел в школу. Мама сказала, что мне нужно в школу. А потом, когда я вернулся, ее уже не было.

Тетенька с рыжими волосами берет стул и садится за стол.

– Убью гада, своими руками убью. Я-то думала, с ним что-то случилось. Может быть, провалился в какую-то яму. Жутко переживала, всю ночь не спала. А тут вот в чем дело. Лучше бы он сам себе шею свернул. Ты прости меня, мальчик, я совсем не хотела сердиться. – Тетенька с рыжими волосами глядит на меня, и вид у нее очень сердитый. – Ты ведь Том? Тинин сынишка?

Я киваю.

– А я Одри Стирка. И как ты теперь? – Тетенька Одри Стирка качает головой. – Один, без мамы.

Я улыбаюсь.

– Со мной все в порядке. У меня есть дядя, он мусорщик. Его зовут дядя Мусорщик.

– То есть он за тобой присмотрит? Я киваю.

– И кушай как следует. Следи, чтобы дядя тебя кормил. – Тетенька Одри Стирка дает мне печенье. Всю пачку. – Возьми вот печенье.

Уже поздно, и мне пора спать. Но я не ложусь. Меня потому что некому уложить. Я сижу на кровати. На самом краешке. Но не ложусь. И не надеваю пижаму. И не снимаю ботинки. Вообще ничего не делаю.

– Клоун Подушкин, – говорю я Клоуну Подушкину. – Пора спать, Клоун Подушкин.

Клоун Подушкин сидит, ничего не делает. Он плюшевый мишка, а мишки, которые плюшевые, они ничего не умеют делать.

– Ну, давай, Клоун Подушкин, – говорю я. – Тебе пора спать.

Клоун Подушкин даже не шевелится. Он потому что игрушечный. Я так думаю, это очень невесело, быть медведем. Тем более плюшевым. Когда ты вообще ничего не умеешь, а тебя все ругают. А ты только падаешь с кровати. И на тебя наступают ногой.

Я достаю из-под подушки пижаму. Надеваю ее на Клоуна Подушкина. Вернее, запихиваю в нее Клоуна Подушкина. Потому что он маленький, он игрушечный, а пижама большая, она для детей.

– Ну, давай, – говорю. Я уже начинаю сердиться. – Ложись спать.

Клоун Подушкин вообще ничего не делает.