Том Стволер (Tom Boler)

– Это мой дядя Мусорщик, – говорю. – Только он не упражнялся. Он лошадку выгуливал.

– Но почему на цветочной клумбе? – Сосед, который этническое меньшинство, качает головой. Она у него очень смешная, ну, голова. С такой смешной штукой, которая вместо шляпы.

– Это не цветы, это вредные сорняки. – Я смотрю на сорняки. – Это был мой дядя Мусорщик. У него механизм поломался.

– Тогда ему надо к врачу.

– Ему некогда, он очень занят. Он мусорщик и собирает отходы. Ну, которые бытовые.

– Одним словом, мусор.

– Ага. Он хранит его у меня дома. И туалет теперь занят, и поэтому я не могу писать дома.

Сосед, который этническое меньшинство, чешет эту смешную штуку, которая у него вместо шляпы.

– У меня полный дом мусора, – говорю. – И в ванной тоже. В ванне и на унитазе.

– Ну, так бы сразу и сказал. – Сосед, который этническое меньшинство, отодвигает сломанную планку, ну, которая в заборе, и говорит: – Можешь сходить в туалет у меня.

– Мама велела мне не разговаривать с этническими меньшинствами.

– Я родился и вырос в Лондоне. – Сосед, который этническое меньшинство, говорит: – Точно так же, как ты.

Я прохожу через дырку в заборе. Там, где он сломан.

– Ну вот. – Сосед, который этническое меньшинство, ставит планку на место. – Вот так.

– А у вас борода, – говорю.

Сосед, который этническое меньшинство, смеется и трогает себя за бороду.

– А почему у меня борода, знаешь?

– Потому что она у вас выросла.

– Да, я вижу, что мы можем многому научиться, общаясь друг с другом. – Сосед, который этническое меньшинство, протягивает мне руку. Он пожимает мне руку и говорит: – Фатва Джихад.

– Том Стволер.

Фатва Джихад идет в дом, входит в дом через заднюю дверь. Я иду следом за ним. Фатва Джихад идет вверх по лестнице.

– Том, тебе нравятся поезда? Я качаю головой.

– Значит, тебе не нравятся поезда. А я хотел тебе показать железную дорогу. – Фатва Джихад открывает дверь и заходит в комнату. – Хотел тебе показать свой поезд. Там паровоз с настоящим паровым двигателем.

Я тоже захожу в комнату. Смотрю на железную дорогу.

– Но она даже не настоящая.

– Конечно, не настоящая. – Фатва Джихад говорит: – Это модель железной дороги. А настоящая сюда бы и не поместилась. Как ты думаешь, что бы тут было, если бы ко мне в спальню въехал настоящий большой паровоз?

Я пожимаю плечами.

– Но сперва дело, а развлечения – потом. Туалет там, в конце коридора. Все, как у вас в доме. Только в зеркальном отражении. – Фатва Джихад говорит: – А я пока загружу топку.

– А этот ваш поезд, он тоже этническое меньшинство?

– Это такое понятие, которое к поездам не относится. – Фатва Джихад говорит: – Поезд – это просто поезд. Собственно, в этом и заключается вся их прелесть. Что они поезда.

Я иду в туалет. Достаю писуна, держу его над унитазом, который тоже в этническом меньшинстве. Он точно такой же, как у нас дома. Но он этническое меньшинство. Нормальный в общем-то унитаз. Даже красивый. Но мне что-то не писается.

– Мне что-то не писается, – говорю я, возвращаясь в комнату с железной дорогой. – Я уже пописал в саду. На ваши смешные брюки.

– Почему же они смешные? И вовсе они не смешные. – Фатва Джихад говорит: – Если, конечно, на них кто-нибудь не написает. Мне надо переодеться. Можешь тут все посмотреть. Только руками не трогай.

Я смотрю на железную дорогу. Она очень большая, она из этнического меньшинства. И по ней едет маленький поезд, у него из трубы вырывается пар.

– Она замечательная. Правда, Том? Я киваю. Она замечательная.

Фатва Джихад выходит из комнаты, где железная дорога. Он пошел переодеться. В другую комнату.

Я смотрю на железную дорогу, смотрю на поезд. Поезд едет по рельсам, у него из трубы вырывается пар. Он ужасно гремит, громко-громко. Переезжает меня, разрезает на две половинки.

Фатва Джихад с криком вбегает в комнату. Он кричит:

– Том?! Что случилось?!

Я молчу, ничего не говорю.

– Том, что случилось? Я молчу. Я не знаю.

Фатва Джихад встает на колени, обнимает меня, прижимает к себе крепко-крепко.

– Я услышал, как ты закричал, и побежал к тебе. А ты сидишь тут в углу, весь трясешься. А мой поезд валяется на боку.

Я молчу, ничего не говорю. Я просто не знаю. Не помню. А потом вспоминаю и говорю:

– Он меня переехал. Разрезал на две половинки.

– Том, это игрушечный поезд. Он не может тебя переехать.

– Он меня переехал. И разрезал на две половинки.

– Ты что, порезался? Где? Покажи. – Фатва Джихад рассматривает мои руки. Ну, как будто он врач. – Покажи, где ты порезался.

Я смотрю на свои руки. Никакого пореза там нет.

– Как-то мне это не нравится. – Фатва Джихад говорит. – Том, ты меня прямо пугаешь. У меня есть серьезные основания для беспокойства. Где твоя матушка? Нам надо с ней поговорить.

– Она не матушка, – говорю. – Она мама. И сейчас ее нет, потому что она ушла. Убежала с тем дяденькой, ну, с которым они занимаются этим самым. У меня есть только дядя. За которым я теперь смотрюсь. Нет, присматриваюсь.

– Ты хочешь сказать, который присматривает за тобой?

Я киваю.