Томас Чаттертон

Томас (сидит за столом и дописывает последние строки элегии, посвященной мистеру Уильяму Смиту: «Поднимись, моя Муза, на траурных крыльях печали…» Вдруг он вскакивает, начинает беспокойно ходить по комнате).

Сара Чаттертон (боязливо заглядывает в мансарду). Достоверно известно, Томас, что юный господин Уильям Смит будет похоронен сегодня ночью. Как и где, никто не знает. Я расспрашивала миссис Эскинс: ясно лишь, что он совершил самоубийство.

Томас. Неужели собственный брат потащит его в анатомичку, расчленит, выпотрошит? И мерцающая плоть, серебристое дыхание кожи станут добычей ножа? Или — Уильяма зароют на каком-нибудь перекрестке? Я хочу знать. Я должен это знать.

Сара. Томас — я не вправе скрыть от тебя, что его добровольный уход из жизни объясняют дружбой с тобой. Вас обвиняют… Я даже не знаю, в чем.

Томас. Они загнали Уильяма в смерть. Я хочу знать, что станет с его трупом!

Сара. Миссис Эскинс ничего разузнать не сумела. Посторонних в дом пивовара не пускают. Викарий Темпл-черч… из него слова не вытянешь, как если бы он сам был могилой; его, между прочим, зовут Александр Кэткот: он брат нашего оловянщика.

Томас. Отправь кого-нибудь к дяде Ричарду. Пусть он поспрашивает собратьев по гильдии могильщиков.

Сара. Я передам ему твою просьбу. Он готов сделать для тебя многое: даже больше, наверное, чем ты, Томас, ожидаешь. Но не ухудшай и без того скверную ситуацию — умерь свою печаль. Я глубоко испугана и утратила мужество. Ибо отчетливо понимаю, что тебе тоже грозят черные звезды.

Томас. Все-таки поторопись!

Сара. Уже иду.

(Уходит).

Томас (берет пистолет). Должен ли я последовать за ним? Прямо сейчас? Выстрелив себе в рот? Будет ли боль короткой или длинной? Может, прежде проглотить опиум, чтобы смягчить ужасный момент?

Но прежде я хочу увидеть его.

(Дверь открывается, и входит Уильям Смит).

Уильям. Томас — Томас —

Томас (поднимает глаза, пугается, отстраняюще взмахивает руками). Нет — не так!

Уильям. Это я. Я по-прежнему держусь за тебя. Не отвернулся…

Томас (смахивает со лба пот, выступивший от страха). Уильям… это ты? Из какого ты вещества? Люди рассказывают, что ты мертв… застрелил себя… через рот… Или ты прибегнул к яду? (В полной растерянности садится на стул возле стола, поднимает пистолет.) Я как раз хотел за тобой последовать… во влажное Ничто.

Уильям. Это был мой брат, Питер Смит. Это Питер покинул нас. Сунул пистолет себе в глотку и нажал на спусковой крючок.

Томас (будто вдруг преисполнившись равнодушия). Я только что закончил посвященную тебе элегию. Теперь она будет для Питера. Я должен прямо сейчас сделать пояснительную приписку. (Пишет.) «По счастью, вышло недоразумение: как мне стало известно из первых рук, погиб Питер».

Уильям. Он менее дорог тебе, чем я?

Томас. Нет.

Уильям. Почему тогда ты пишешь: «По счастью…»?

Томас.По счастью, ты не привидение. По счастью, ты остаешься со мной. Кроме того: мои мысли неизбежно должны теперь перестроиться. Где прежде была свинцовая тоска, там теперь радость. Однако в другом месте моего мозга, также проникнутом любовью, образовалась внезапная пустота. Как если бы я рассматривал красивый пластический образ — я действительно созерцаю его в себе — человеческую грудь, на которую мог бы преклонить свою непутевую голову — и внезапно половина этой груди оказалась бы вырезанной — и мои дрожащие губы соприкоснулись бы с ошметками обнаженных мышц… Забудь: это сравнение — думаю, слишком туманное — все равно ничего не выразит.

Уильям. Я хочу остаться твоим другом.

Томас. Стихи принадлежат ему — по такому же праву, по какому могли бы принадлежать тебе.

Уильям (подойдя к Томасу сзади, обнимает его). Ты не можешь плакать. Или слезы уже пролились? Чем мне тебя утешить?

Томас. Расскажи, как все произошло. Я должен узнать это; только потом шлюзы моих чувств откроются.

Уильям. Между Питером и нашим отцом вспыхнула ссора. Отец упрекал брата в изменении образа жизни, в дружбе с тобой; дескать, вы занимаетесь всяким непотребством, промискуитетом самого отвратного свойства…

Томас. Откуда он может знать —