Перерыв на отдых закончился. Караван миновал выросшее среди полей хозяйство, называемое здесь эзба. Пересек прелестный пальмовый лесок, направился по аллее акаций и сикомор. Вдали по-прежнему виднелся Нил, однако постепенно пропадали из поля зрения пальмы, лиловые в сиянии солнца, завершавшиеся пышными букетами лиственных крон.
Дорога вилась среди каменистых холмов, все реже встречались участки зелени, под копытами верблюдов хрустел песок. Караван вошел в глубокое ущелье, по обе стороны вздымались крутые, золотисто-рыжие скалы из известняка. Горячий ветер обжигал лица, нес по долине клубы белой пыли пустыни. Незадолго до наступления сумерек они остановились, чтобы отдохнуть. Следующую стоянку устроили лишь в полдень следующего дня, пересидев зной в тени песчаного ущелья. Абир решил забраться наверх, чтобы в последний раз окинуть взором Нил, его плодородные берега. Вильмовский-старший неважно себя чувствовал, а потому остался внизу. С Абиром отправились Смуга и молоденький пятнадцатилетний погонщик верблюдов. Они упорно взбирались в гору по крутой, узкой тропинке, временами превращавшейся в песчаную дорожку. Местами она была укрыта тенью, местами плавилась под солнечными лучами. Они вышли на полянку, покрытую горячим от жара песком.
Из-под ног выскочила ящерица. В ту же секунду из песка появилось нечто красно-коричневое, на лету перехватило зверька и скрылось среди камней.
– Сахбан! – пронзительно выкрикнул молодой араб и продолжал вопить душераздирающим страшным голосом. Смуга заметил еще одну крапчатую тень и выстрелил. Он попал и добил гадюку каблуком. Затем Смуга повернулся к ужаленному мальчишке. Тот сидел, прислонившись спиной к скале, и рыдал.
– Абир! – произнес зверолов бесстрастным голосом. – Беги скорее за проводником и Анджеем. Парня ужалила рогатая гадюка. Беги!
Абира мгновенно и след простыл, он понесся вниз сломя голову и громко кричал. Смуга склонился над молодым арабом и сказал, мешая английские и арабские слова:
– Я должен высосать тебе ранку. Успокойся, все будет хорошо. Будь мужественным.
Говоря так, он достал нож и тщательно вытер его о рукав, жалея, что у него нет хотя бы бутылочки рома для дезинфекции острия ножа. Он заткнул рот мальчика лоскутом галабеи, чтобы заглушить крики боли, зафиксировал укушенную руку. Мальчик успокоился и больше не вырывался. Он вырос в пустыне и потому прекрасно знал, что только таким путем можно спасти его жизнь. Он видел, как гибнут укушенные рогатой гадюкой животные. Страх отогнал боль. Смуга сделал несколько разрезов и расширил место укуса. Кровь потекла обильней. Он наклонился и начал отсасывать ее, то и дело сплевывая на землю. Но Смуга понимал, что, даже если мальчишка и не умрет в ближайшие минуты, шансов выжить у него не много.
Абир прибежал в лагерь. Выстрел и громкие крики собрали всех. Было ясно, что случилось нечто из ряда вон выходящее. Вильмовский, не ожидая объяснений, схватил аптечку и оружие. Абир уведомил о происшедшем отца мальчика, тот взял теплые одеяла и стал подниматься в гору. За ним шли Вильмовский и еще несколько человек из каравана. Глазам путешественников предстала ужасающая картина. Смуга с окровавленным лицом прижимал к себе мальчика, а того сотрясала дрожь. Земля вокруг была красной и мокрой от крови. Вильмовский перебинтовал рану, отец мальчика завернул сына в одеяла и отнес в лагерь. Больного без перерыва поили простоквашей с водой, старательно следя, чтобы он был укрыт одеялами и обильно потел.
Вечером кто-то принес шкуру змеи, что вызвало дискуссию о гадюках и шансах мальчика.
– Это одна из самых ядовитых гадюк, – объяснил Смуга. – Но поскольку мальчик до сих пор жив, с каждым часом возрастает надежда, что он выкарабкается.
Абир внимательно разглядывал шкуру: крупный экземпляр, почти под метр. Шкура красноватая, покрытая разноцветными пятнышками.
– Голова у нее размозжена, а то бы мы увидели нечто вроде выступа над глазами, кожа там затвердевшая, ороговевшая, – продолжал Смуга. – Нужно быть крайне осторожными. Рогатая гадюка прячется весьма тщательно, зарывается в песок. Снаружи остаются одни глаза. А атакует она молниеносно. В основном охотится ночью. Когда сахбан нападает, это происходит так быстро, что спастись невозможно. Нам здорово повезло, что гадюк оказалось две. Когда появилась первая, я инстинктивно выхватил оружие и потому успел выстрелить в другую. Не очень точно, правда.
– Не говори так, Ян, ты сделал отличный выстрел, – не согласился Вильмовский.
– Нужна большая смелость, чтобы забить змею ботинком, – добавил Абир.
– Ну, это было нетрудно, гадюка свилась в кольцо, – усмехнулся Смуга.
– Остается надеяться, что мальчик выживет, – вздохнул Абир.
Когда на следующий день караван двинулся в путь, молодой араб был жив. Он то приходил в себя, то впадал в беспамятство. Абир проводил рядом с ним долгие часы, старательно укрывал одеялом, клал на лоб холодные компрессы.
За день до прибытия в Эль-Файюм стало ясно, что кризис миновал и сын проводника будет жить. Его отец не знал, как выразить Смуге свою признательность.