Томка и рассвет мертвецов

Впрочем, не в первый уже раз, правда? Мне пора сводить дочь к экстрасенсу или к любому другому шаману, вот хоть к той же Елене Мякуш. Ведь именно ей первой пришла в голову мысль, что у «Томки в голове — звездочка».

Интересно, что означают ее видения? И что же прошептал моей драгоценной девочке этот Призрачный Г онщик?

Как я и ожидал, к завтраку Томка успокоилась. По крайней мере, беззаботно болтала ногами.

Я больше ни о чем не мог думать, вот что меня бесило! Я зациклился на этой дурацкой истории, а ведь она так и не стала частью производственного плана детективного агентства «Данилов». Мы не устаивали утром в офисе летучек, не втыкали иголки на карте города, и фотографии фигурантов дела «Призрака Захарьевой» не украшали нашу доску в совещательной комнате. И хоть я занимался этим в свое рабочее время (и я мог себе это позволить, поскольку в самый разгар лета наши обороты традиционно падали), обо всех деталях был осведомлен только мой верный оруженосец Петя Тряпицын, поклон ему в самый пупок. Он же и принес мне благую весть в этот пасмурный день.

— Николаев в городе, — доложил он, едва я пересек порог офиса. — Более того, он даже у себя на работе. Редкая удача, не так ли?

— Да уж. Ты соединишь меня с ним? После того, как Настя… — Тут я немного повысил голос, чтобы меня услышала моя прекрасная и ленивая секретарша, покрывавшая лаком укороченные по моей просьбе ногти, — … принесет мне чашечку очаровательного свежего эспрессо!

Девушка встрепенулась. Лак был тут же убран под стойку. Размахивая кистями с растопыренными пальцами, Настя побежала в кухонный закуток готовить кофе.

Чертовски приятно иногда чувствовать себя сатрапом.

Мой старый друг Сергей Николаев служил в областной ГИБДД. Более того, занимал очень удобную для меня должность начальника отдела организационно-аналитической работы. Простому обывателю это вряд ли что-то говорит, но если переводить с профессионального на человеческий, то Серега сидел на всей информационной автомобильной базе области (а при желании мог протянуть свои холеные щупальца и за пределы региона). К стыду своему, я точно уже и не помню, при каких обстоятельствах мы стали друзьями. Возможно, это моя совесть настаивает на забвении, потому что, если честно, моим другом он стал исключительно благодаря своей полезной должности. И пусть Серега об этом никогда не узнает.

— Сколько лет, сколько зим, — поприветствовал меня Николаев без особого энтузиазма, из чего я сделал вывод, что продираться к его расположению будет чуть сложнее. — Какими судьбами?

— Не так уж давно мы с тобой и пересекались, — возразил я, делая знак вошедшей в кабинет Насте, чтобы она поставила поднос с кофе на стол и удалилась. — Не далее как в мае, не помнишь?

— Помню, конечно, и в тот раз мы выручали твою драгоценную дочурку, дай бог ей здоровья и счастья. Но вот времени посидеть со мной в кабаке по случаю счастливой развязки ты так и не нашел, дружище.

Меня полоснуло лезвие стыда. Ведь он прав: я выдернул его тогда посреди выходного дня (я вообще тогда чертову уйму народа собрал для решения своей личной проблемы), а отблагодарить не удосужился.

Я использую друзей. Использую! И как они терпят меня, такую сволочь?

— Серега, — буркнул я, стараясь придать своему голосу побольше смирения, — мы обязательно сделаем это. Выбирай ресторан и время.

— Что-то мне подсказывает, Антоша, что ресторан намечается уже по совокупности моих заслуг. У тебя снова дело ко мне?

— И в кого ты такой умный, гаишник?

— В папу.

Все пошло как нельзя лучше: Николаев расслабился, и разговор пошел в ироничном ключе.

— Если честно, Серега, то в чем-то ты прав. Ужин в ресторане будет по совокупности всех твоих достижений, включая помощь с Томкой. У меня к тебе очень важное дело, и снова оно касается…

— Твоих близких родственников?

— Не совсем близких, но это дело не проходит по моим бухгалтерским отчетам.

— Хорошо хоть ты не напрягаешь меня по своим служебным надобностям. Давай, что там у тебя?

И я изложил ему суть своей просьбы — прояснить обстоятельства гибели Павла Рожкова, 1989 года рождения, на двадцать пятом километре северо-западной трассы в декабре прошлого года. Я просил Николаева поднять документы и отчеты с места катастрофы: что удалось выяснить, в чем причины трагедии. Словом, все, что могло фигурировать в официальных бумагах. Записывая под мою диктовку, Серега только вздыхал. Когда я закончил, он пробормотал:

— У меня ощущение, что я помню эту катастрофу.

— Да ладно! Сколько их происходит в году!

— Да, на трассах бьется много народу, но кое-что запоминается.

У меня аж заколотилось внутри.

— Там произошло что-то необычное?

— Погоди, не гони, дай время. Мне кажется, кто-то из моих знакомых ребят выезжал тогда на место. Я тебя наберу.

— Серега, я буду крайне…

Он не стал выслушивать мое жалкое благодарственное блеяние, сразу отключился. Все-таки его огорчало потребительское отношение с моей стороны.