Томка и рассвет мертвецов

— Детали, — усмехнулся Стасик. За время нашего разговора он, казалось, стал еще тоньше. — Хотел бы я забыть эти детали. Не скажу ничего плохого про Пашку, он над парнем не измывался, но и Ястребу не мешал.

— А что в этом странного? Круговая порука, обычное дело. Никто из ребят одного призыва не станет впрягаться за духов. В лучшем случае, сделает вид, что его это не касается, и пройдет мимо.

— Знакомо, да? — Тут он посмотрел на меня с хитрецой.

— Ближе к делу, падаван.

— Ладно, пусть с порукой и так, но Пашка страдал. Его просто ломало, когда приходилось по службе кого-то из молодых припахать. А не припахать нельзя — уважать перестанут. Мне кажется, у него с Ястребом на этой почве конфликт возник. В тот вечер… точнее, в ту ночь случилась дикая пьянка, Ястреб нажрался в хлам и прошел по казарме ураганом. Я дежурил по роте, Кузнечик был у меня в подчинении. Что точно произошло, я не знаю, но Ястреб с перепоя уже наехал на Пашку, на своего… это было неправильно…

Стасик допил пиво до конца. Даже подобрал оставшиеся на дне пенные хлопья. Поставив кружку на стол, стал с интересом поглядывать на официанта.

— Закончишь, и я сделаю заказ. Что было потом?

— Потом… лажа была потом. Утром в воскресенье нагрянул комбат, всех построил, вызвал наряд в канцелярию… короче…

Стасик покраснел. Слова отказывались из него выходить. Так вода в моей стиральной машине выплескивалась толчками, когда забился слив. Я, черт возьми, чуть не вызвал мастера, хотя нужно было всего-то выбить из контейнера застрявшие монетки и прочий мелкий мусор.

— Кузнечик…

— Что — Кузнечик?

— Он попал изначально.

— В каком смысле?

— Он…

Стасик барахтался. Я не мог ждать вечно, мне нужны были четкие и короткие формулировки, поэтому я пришел ему на помощь:

— Он настучал комбату?

Комарин стал не просто красным. Кажется, он закипел.

— Ага, — понял я, — он не стучал, но ему никто не поверил. Парень был обречен. Так следует понимать твою пробуксовку?

— Да. Закажите мне водки.

— Целый графин плюс холодная закуска, если ответишь еще на один вопрос. Ястреб и Павел поддерживали отношения после дембеля?

Стасик кивнул…

… и в течение следующих пятнадцати минут рассказал мне о ноябрьской встрече в грузинском ресторане, произошедшей за несколько недель до гибели Павла на трассе. С того самого вечера, когда Ястреб с приятелями отвезли пьяного и ничего не соображающего Пашку на окраину и бросили в сугроб, никто его больше не видел. Рожков как сквозь землю провалился. Спокойная жизнь Виталия Коршунова закончилась.

Нет, Ястреб не воспринимал угрозы всерьез. Ну, кто такой Рожков? Субъект без приличной работы, перспектив, не обладающий связями и вдобавок не вылезающий из бутылки. Что он мог ему сделать? Пашка всегда был слабаком, чертовым рефлексирующим интеллигентом, не способным добиваться своего. И никогда Ястреб его не боялся.

Но неизвестность пугает больше, чем самая страшная правда. Если ты не знаешь, какими картами располагает противник, никогда не будешь полностью спокоен.

— Чем-то он его все-таки взял, — подытожил Комарин.

— Чем?

— Без понятия.

— Уверен?

Стасик выдержал мой взгляд, даже не мигнул.

Я сдержал обещание: заказал несчастному трехсотграммовый графин «Столичной», большую тарелку сельди с картошкой, луком и овощами. Приступить к трапезе в моем присутствии парень не решился, и я не стал задерживаться. Прижал скучающую Томку к себе и напоследок обернулся, бросил вопрос:

— А где сейчас Коршунов?

Станислав равнодушно пожал плечами.

— С декабря его не видел.

Мы брели с Томкой домой пешком. Я попросил нашего водителя Матвея перегнать мою машину домой. Мне не хотелось сейчас садиться за руль. Мы так приятно гуляли с дочкой, никуда не торопясь и ни о чем не беспокоясь. Такие минуты нужно использовать, потому что рано или поздно дочери исполнится, например, семнадцать-восемнадцать и вечера она будет проводить со своим молодым человеком, а тебе, старому пердуну, останется лишь сидеть и ждать ее возвращения, поглядывая на часы.

— Странный дядька, — сказала Томка, набирая в руки пригоршню гравия, чтобы бросить в воду. Мы как раз остановились на центральной бетонной набережной со ступенями, уходящими к реке. Место довольно неприглядное и грязноватое, даром что в центре города. Все гулявшие здесь когда-либо веселые компании обязательно оставляли после себя пустую тару.

— Ты о ком?

— Ну, о том, с которым ты в кафе разговаривал.

— Что в нем странного?

— Он какой-то несчастный.

Сказавши это, Тамарка замахнулась и пульнула в воду камнями. Увы, улетели они недалеко.

— Балин, погода нелетная сегодня, — буркнула дочь и, прежде чем я успел ее остановить, вытерла руки о белые шортики.

— А как ты определяешь, счастливый человек или нет?

Она посмотрела на меня снизу вверх своими искренними глазками.

— А ты сам не можешь определить разве?

«Хороший вопрос», — подумал я. Как определишь только по внешнему виду степень счастья или несчастья? Никак.

Но дети об этом не знают.