Томминокеры

– Да. Не могу тебе точно сказать, как это происходит: я знаю не все. Не представляю, что там внутри. Но думаю, очень тонкий слой обшивки – совсем тонкий, в одну или две молекулы толщиной, – по мере появления из-под земли может вступать в реакцию с кислородом и, соответственно, испаряться в воздух. То есть первая и главная доза пришлась на мою долю, а прочее развеяло ветром, подобно радиоактивным осадкам. Больше всего досталось жителям Хейвена… но даже «больше всего» в данном случае значит «ничтожно мало». – Тут Бобби наклонилась в кресле-качалке и потянула правую руку вниз. При виде знакомого жеста у Джима защемило сердце. Лицо его подруги сморщилось от скорби; рука, так и не найдя холки пса, вернулась обратно на колени. – Но дело, по-моему, даже не в этом. У Питера Страуба был роман «Парящий дракон» – ты не читал? – Гарденер покачал головой. – Его идеи близки к твоей теории Эйджент Оранж и космических гербицидов. – Джим улыбнулся.

– В этой истории во время эксперимента один химикат испаряется в атмосферу и выпадает с дождем на загородную часть Коннектикута. Вещество ядовитое – что-то вроде газа, лишающего рассудка. Люди без причины бросаются друг на друга с кулаками, один герой перекрашивает свой дом – включая оконные стекла – в ярко-розовый цвет, женщина занимается бегом, пока не падает с обширным инфарктом, и так далее. Был еще и другой роман, «Волна мозга», и написал его… – Бобби задумчиво нахмурила лоб. Ее рука снова скользнула с подлокотника вниз, а потом вернулась на место. – Мой тезка, Андерсон. Пол Андерсон. В этой книге Земля пролетает сквозь хвост кометы, и после осадков животные вдруг умнеют. Все начинается с истории кролика, буквально додумавшегося, как выпутаться из силков.

– Умнеют, – эхом повторил Гарденер.

– То есть если до прохождения сквозь комету твой ай-кью был сто двадцать, то после уже составит сто восемьдесят. Понятно?

– Ты имеешь в виду всесторонний ум?

– Да.

– Еще недавно ты использовала совсем другой термин: «одаренные сумасшедшие». Это же что-то совершенно противоположное, правда? Нестыковка получается.

Андерсон лишь отмахнулась:

– Неважно.

И вот теперь, засыпая, Гарденер сильно в этом засомневался.

13

Ночью ему привиделся сон. Довольно простой. Гард стоял в темноте у сарая меж домом и садом. Слева темнел «Томкэт». Джим думал о том же, о чем и днем: а не подойти ли, не заглянуть ли в окошко? Интересно, что же он там увидит? Ну разумеется, томминокеров. Но страха не было. Вместо него пришли радость, восторг, облегчение. Потому что он понял: томминокеры – не чудовища, не людоеды; они вроде эльфов из сказки про добродетельного сапожника. Вот Гарденер заглянет в окно, словно восхищенный ребенок с иллюстрации в книжке «Ночь накануне Рождества» (да и кем был тот добрый веселый Санта за окошком детской, как не старым большим томминокером в красной шубе?), – и непременно увидит их, сидящих за длинным столом, со смехом и болтовней собирающих генераторы мощности, парящие скейтборды, телевизоры, что показывают вместо привычных фильмов те, что рождаются прямо в разуме зрителя.

Он подошел – подплыл – к сараю, и вдруг тот осветился изнутри, словно фонарь из тыквы на Хэллоуин, но не теплым желтым сиянием, а мертвенно-зеленоватым, как усовершенствованная пишущая машинка Бобби. Оно лилось через щели между досками, пробивалось в отверстия от сучков, рисуя злые кошачьи глаза на земле, било в окна. Вот теперь Джиму стало страшно, потому что такие лучи не могли быть созданием добрых космических человечков; если бы рак имел свой оттенок, то именно такой, что сочился из каждой дыры и щелки сарая, принадлежащего Бобби.

Однако во сне мы нередко делаем что-то, противное нашей воле, и Джим придвинулся ближе. Да, придвинулся ближе, хотя не желал смотреть – не более, чем ребенок мечтает выглянуть из окошка детской на Рождество и увидеть Санту, съехавшего по заснеженной крыше с отрубленными, истекающими еще теплой кровью головами в руках.

«Пожалуйста, нет. Пожалуйста, нет…»

Но он придвинулся ближе, вступил в этот свет, – и в голову хлынул поток рок-музыки, от которой парализовало все тело и чуть не взорвался мозг. Это была песня «Джордж Торогуд и крушители»[73]; Джим точно знал: когда Джордж вдарит на гитаре знаменитое слайд-соло, череп на миг завибрирует в такт убийственной музыке, а потом просто лопнет, как те бокалы в доме, о котором он рассказывал Бобби.

Но это не имело значения. Важен был только страх – страх перед томминокерами в сарае. Гарденер ощущал их присутствие, чуть ли не запах, насыщенный электричеством; так пахнет озон или свежая кровь.

А еще это мерзкое жидкое хлюпанье… Оно пробивалось даже сквозь музыку и напоминало шум допотопной стиральной машинки, вот только… хлюпала явно не вода, и звук был скверным, скверным, скверным…