Тончайшее несовершенство, что порождает всё. Долгий путь частице Бога и Новая физика, которая изменит мир

Чем ближе была назначенная дата семинара, тем больше людей появлялось в моем кабинете со словами: “Надо дать задний ход. Ты подвергаешь CMS огромному риску”, “В данных нет ничего, что указывало бы на присутствие бозона Хиггса”, “Ты берешь на себя огромную ответственность, демонстрируя публике эти данные как доказательство открытия. Тебе придется расплачиваться за последствия”. Я понимал, что если все лопнет, как мыльный пузырь, то многие накинутся на меня – и я один буду во всем виноват; и наоборот: если дело таки завершится открытием бозона Хиггса, то мои нынешние критики сделают все, чтобы на финише выглядеть главными. Таковы уж условия игры, и кому как не нам, спикерам, знать их лучше других.

До семинара оставалось чуть больше недели, когда меня посреди ночи поднял телефонный звонок. Нет, не из Р5, детка той ночью спала спокойно. Звонок был из Италии, из города Специя: моего отца только что увезла скорая помощь. “С папой плохо, – сказал я проснувшейся и тут же примчавшейся ко мне Лучане. – Я должен ехать”. Она сразу ответила: “Я с тобой!” Мы выпили по чашке крепкого кофе, и я успел еще написать мейл Кристи и Натали, моим секретаршам. “Мой отец в операционной. Еду к нему”. Надо еще предупредить Остина, Альберта и Джо. Альберт де Рук и Джо Инкандела – мои заместители, и в мое отсутствие они берут руководство коллаборацией на себя, а Остин Бол – технический директор детектора. Всех их я прошу не слишком распространяться о моем отъезде, чтобы не создавать еще один источник неуверенности: ситуация и без того довольно напряженная.

Мы выехали в Специю среди ночи, кинув в сумку минимум вещей. Впереди было пятьсот километров пути; BMW 520d мчался по автостраде в сторону Монблана; мы уже подъезжали к тоннелю. Я знаю тут каждый поворот, каждый вираж, расположение каждой камеры. До нашего переезда в Женеву мне приходилось мотаться туда из Пизы по несколько раз в месяц – иногда на самолете, но чаще на машине; короче говоря, я, кажется, мог бы проделать этот путь с закрытыми глазами. И, должен признаться, что на многих его участках я зачастую игнорирую знаки, ограничивающие скорость.

Знакомый вид заводских труб промышленной зоны предупредил нас о приближении к цели. Торговый порт и металлургические предприятия смотрят на восхитительный залив, когда‑то очаровавший лорда Байрона и все еще сохраняющий свою красоту.

Запыхавшись, вбегаем в больницу. Отец жив, хотя и в искусственной коме. Хирурги еще здесь – терпеливо отвечают на все мои вопросы и в подробностях рассказывают об операции. Но их глаза, когда я интересуюсь прогнозом, не оставляют мне надежды. Отцу восемьдесят шесть лет, и он еще в хорошей физической форме. Он всегда активно занимался спортом и привык каждое утро, на рассвете, пробегать по шесть километров. Он участвовал во многих марафонах, выигрывая призы и медали, которыми награждали самых возрастных участников. Однако инфаркт обширный и врачи настроены пессимистично. Мы должны готовиться к худшему – это вопрос нескольких дней, может быть, недели.

Меня проводили в отделение реанимации, и я подошел к кровати. Отец, всегда такой улыбчивый и ироничный, с которым я всего несколько часов назад говорил по скайпу, пребывал сейчас где‑то между жизнью и смертью. Он был подключен к ИВЛ и к монитору, контролировавшему его жизненные функции. Болезнь лишила его сил, и при виде того, в каком он состоянии, у меня защемило сердце.

Врачи предупредили, что он не может ни слышать, ни понимать моих слов. Но я все равно взял его за руку, погладил по лбу и стал объяснять, что с ним произошло и почему он здесь, пересказывая все, что говорили мне врачи. Я сказал ему, что теперь я с ним и он в хороших руках. Напомнил, что у Диего, моего сына, совсем скоро родится ребенок, – мой внук. Диего тоже физик, и он сейчас в Чикаго. В его семье все хорошо, роды должны быть со дня на день. Потом стал рассказывать о событиях в ЦЕРН и о бозоне Хиггса. Я говорил ему о некоторых подробностях нашего открытия и о том, что, хотя мы скоро сообщим о нем публично, он первый – если не считать очень немногих моих сотрудников, – кто об этом слышит. И в течение нескольких минут между нами существовал контакт, вопреки тому, что говорили врачи. Тебе холодно? – он отрицательно качнул головой. Ты меня узнаешь? – он кивнул, и в его глазах читались нежность и покой. Так продолжалось недолго, вскоре он снова заснул. Всего через несколько дней он умрет, и это маленькое чудо больше не повторится.

Сенсационное сообщение

До семинара оставалось совсем немного времени; CMS работал; напряжение продолжало нарастать. Я разрывался между последними проверками данных и попытками убедить немалое количество тех, кто по‑прежнему сохранял скептическое отношение к обоснованности наших результатов. Каждые двое суток я по ночам торопился в Специю, чтобы хотя бы пару часов посидеть рядом с отцом, а потом поспешно возвращался в Женеву.