Тонкая нить

Вайолет прислонила велосипед к стене и вошла в прохладное помещение собора, двинулась прямо по центральному проходу нефа к ступенькам, ведущим к хорам. В соборе было пусто, если не считать алтарника, который в самом конце пресбитерия раскладывал напрестольную пелену и свечи на алтаре, подготавливая помещение к вечерне. Вайолет оглядела ряды стульев слева и справа от центрального входа. Подушечка с королем Артуром лежала слева, а недавно законченная – с Древом жизни – справа. На обеих были видны филфоты, но они не бросались в глаза, и, чтобы увидеть их, нужно было внимательно приглядеться.

Вайолет секунду подумала и выбрала подушечку с Древом жизни – сиденье под ней скрипнуло. Она закрыла глаза и прислушалась к своему организму. Дыхание замедлилось и почти вернулось к норме. Локоть все еще болел, но боль в плече притупилась. Мышцы ног горели после долгой езды на велосипеде, особенно после неожиданного бешеного рывка. Вернувшись домой, надо будет полежать в теплой ванне, чтобы мышцы расслабились.

Внизу живота все тоже болело – и от Артура, и от долгого сидения в седле. Вайолет сидела и слушала себя, и вдруг ей показалось, что она почувствовала внутри слабый толчок. Она открыла глаза и остановила взгляд на одной из подушечек, лежащей на сиденье прямо перед ней. На фоне темного дерева желтые и красные пятна вышивки, казалось, светились, как драгоценные камни.

Вот оно, началось, подумала она. Это зачатие.

Глава 25

– Обожаю ездить по железной дороге. Поезд действует на меня, как лекарство, – сказала Джильда, отворачиваясь от пробегающих мимо пейзажей Гемпшира и сияющими глазами глядя на Вайолет.

– Да, – улыбнулась в ответ Вайолет.

Впрочем, она прекрасно понимала, что улыбка не сможет скрыть ее крайней усталости. Три месяца подряд она так мало спала, что сама удивлялась, как она еще держится.

Дороти в своем зеленом пальто с отсутствующим взглядом сидела напротив. Вайолет решила совершить эту поездку в субботу, чтобы ее могли сопровождать подруги, она не вполне была уверена, что вообще кто-то придет. Том и Эвелин сказали, что будут, хотя им надо было найти кого-нибудь, кто мог бы присмотреть за детьми, – Вайолет подозревала, что шум вокруг этого они подняли нарочно, это был предлог, чтобы не явиться. Она надеялась увидеть Марджори, Эдди и Глэдис, но понимала, что не сможет просить брата привести их с собой. Из всех перемен, произошедших в прошлом году, невозможность регулярно встречаться с ними была для нее самой болезненной. Она все еще лелеяла надежду, что неясная позиция Тома с Эвелин может измениться. С помощью Дороти она даже изготовила новую игольницу, подарок Марджори, скрупулезно воссоздав все ее огрехи, на тот случай, если племянница придет в гости и захочет ею полюбоваться. За месяц до этого Марджори сама изготовила для нее поздравительную открытку с тщательно нарисованными фиалками. Вайолет обрадовалась, она надеялась, что Том и Эвелин захотят передать ей эту открытку. Рассказывая о том, как яростно настаивала Марджори, чтобы карточку передали тетушке, Том качал головой.

– Откуда только она это берет? – говорил он.

– Смотри, холм Святой Екатерины! Мы уже почти приехали, – сказала Джильда и принялась собирать вещи.

В голове Вайолет мелькнула мысль: а что, если остаться в поезде, доехать до самого Лондона, как она рассчитывала однажды летом, чуть меньше двух лет назад. Может, жизнь в большом городе, где ее никто не знает, будет легче? Очень может быть. Но в глубине души понимая, что никогда туда не поедет, Вайолет отбросила эту мысль.

– Спасибо вам, что поехали со мной, – сказала она.

– А как же иначе? – вскричала Джильда. – Мы ни за что не пропустим такое событие, правда, Дороти?

– Per angusta, ad augusta. «Через трудности к цели», – отозвалась та.

Вайолет с Джильдой даже не переглянулись. Вайолет давно поняла: раз уж ты с кем-то живешь, то должен привыкнуть к тому, что он по поводу и без повода брызжет латынью. У нее самой найдется много чего, что тихо сводит Дороти с ума.

Например, вот это. Вайолет подошла к стоящей у вагонной двери коляске и заглянула внутрь. Айрис еще спала, она уснула сразу, как только они вышли из дома. Остальным пассажирам крупно повезло, но скоро малышка проснется, и тогда держись. Впрочем, ничего страшного. Вайолет улыбнулась, глядя на это чудо – собственную дочь. Ради нее она готова терпеть и не такое, а уж то, что ребенок кричит, – сущие пустяки.

Тем не менее надо собраться с духом, ведь к собору придется идти пешком через весь город. В Уинчестере она не была с тех пор, как беременность стала заметной и она потеряла работу. Однажды в холодный октябрьский день мистер Уотерман вызвал ее к себе, и Вайолет поняла, что он наконец заметил: она как-то подозрительно располнела, тут явно что-то не так. Вайолет избавила и себя, и его от мучительного для обоих разговора.

– В феврале я буду рожать, – без обиняков заявила она, садясь на стул. – Могу уйти сейчас или в январе – как вы предпочитаете?

Мистер Уотерман вытаращил на нее глаза:

– Мисс Спидуэлл, я… я…