Секунду он постоял над ней, закрывая своей фигурой солнце, так что Вайолет теперь видела только его силуэт в торжествующей позе. Потом нагнулся к ней, схватил ручищами за плечи и прижал к земле. Роста он был невысокого, но крепкий и сильный, как всякий фермер, работающий на свежем воздухе, от него пахнуло потом и сигаретами, а еще резким запахом скотного двора. Он плотно прижался к ней бедрами, и Вайолет почувствовала твердое у него между ног. Ужас сковал ее.
Но в пальцах ее все еще была зажата игольница. Кончиками пальцев она ощущала ее гладкую вышивку, аккуратные – и не очень – стежки, они были сделаны рукой племянницы, которая любит ее. Прикосновение к этим уверенным стежкам придало ей силы.
Джек Уэллс убрал одну руку с ее плеча и потянулся к поясу на штанах. «Сейчас!» – подумала Вайолет, крепко сжала игольницу, взмахнула рукой и, взмолившись, чтобы иголка не выпала, что было силы вонзила ему в шею.
Он дико заорал и, схватившись за шею, скатился с нее.
«Вперед!» – приказала себе Вайолет.
Она вскочила на ноги и, не обращая внимания на боль в локте и в плече, подхватила сумочку и побежала, сначала споткнувшись, но потом все быстрей и быстрей – так быстро она еще никогда не бегала, даже когда совсем юной убегала от братьев. Вот и ворота, одним духом она перемахнула через них. Вайолет не оглядывалась, чтобы только не терять драгоценных секунд. Велосипед был на месте, стоял возле ограды. Когда она добежала до него, брякнули ворота – это он перепрыгнул через них. Но она и не оглянулась, вскочила в седло и что было сил нажала на педали.
Вайолет слышала за спиной его тяжелое дыхание, слышала, как он ругался и злобно рычал, все ближе и ближе, вот он уже схватил ее за руку. Но ей удалось вырваться, иначе ей грозило бы падение с велосипеда. Вайолет поднажала, мышцы бедер так и горели, и, набрав скорость, оторвалась от преследователя.
Тяжело дыша, ни о чем не думая и не снижая скорости, она без оглядки крутила педали, раз-два, раз-два – воздух обжигал легкие. Опомнилась она, только когда между ней и бегущим за ней мужчиной было, как ей казалось, несколько миль. На дороге ни души, ни одной фермы поблизости, по обе стороны только поля и перелески. Здесь царило полное безлюдье, и ее охватило чувство благодарности к велосипеду, как к верному коню, который вынес ее и спас от смертельной опасности.
Вайолет снизила скорость, только когда добралась до какой-то фермы, раскинувшейся с обеих сторон дороги, а за ней был поворот к деревне. Ферма жила своей полнокровной жизнью: на ближнем поле паслись коровы, во дворе расхаживали куры, возле дома женщина что-то выливала из ведра в траву, на стуле сидел грелся на солнышке и читал газету мужчина, трое мальчишек гоняли мяч, а между ними с громким лаем прыгала собака. После всего, что с ней совсем недавно случилось, сцена казалась такой мирной и обыденной, что Вайолет, не веря глазам своим, едва удержалась от смеха.
На поле осталась ее шляпа, и волосы спутались. Увидев Вайолет, мужчина и женщина не сводили с нее изумленных глаз. Не останавливаясь, она проехала дальше. Дорога теперь была оживленной – люди возвращались из церкви или ехали к родственникам в гости на воскресный обед. Вайолет старалась не смотреть в глаза ни сидящим за рулем, ни пассажирам.
На окраине Уинчестера она остановилась, прислонила велосипед к столбу дорожного знака, порылась в сумочке и достала пудреницу. В зеркальце увидела на щеках пятна, спутанные волосы, искусанные губы и диковатый взгляд в глазах. Да, ни пудра, ни губная помада тут не помогут, подумала она. Постаралась как могла привести в порядок прическу рукой. Кладя обратно в сумочку пудреницу, вдруг поняла, что здесь нет подаренной племянницей игольницы. Должно быть, осталась на поле вместе со шляпой и теперь потеряна навсегда – не станет же Вайолет сейчас возвращаться. Она представила, как лежит там брошенная игольница, и расплакалась, громко всхлипывая и сотрясаясь всем телом.
Но плакала она, к счастью, недолго, – что сделано, то сделано.
Вайолет нащупала носовой платок Артура, вытерла глаза и лицо. Закурила, делая глубокие затяжки и пуская струю дыма к небу. В голове мелькнула мысль, не пойти ли в полицию – заявить на Джека Уэллса. Но тогда придется объяснять недоверчивым полицейским, зачем она оказалась на поле одна, и тем самым втянуть в дело Артура. Нет уж. Она представила торчащую в шее Джека Уэллса иголку и кивнула. Нет-нет, хватит. «Вайолет Спидуэлл, – подумала она, – ты хоть видишь сама, что натворила?»
Она снова села на велосипед и, не вращая педалями, покатила под уклон к городу – мимо железнодорожной станции, мимо средневековых ворот Уэст-Гейт, по Хай-стрит прямо к Баттеркроссу, а оттуда к внешнему дворику собора. Крутить педалями почти не нужно было, казалось, собор сам притягивает ее к себе, как магнит.