А вот грех, совершенный Вайолет, был для всех более очевиден. Толкая перед собой по направлению к Баттеркроссу коляску с ребенком, она чувствовала на себе чужие взгляды, как и в Саутгемптоне в последние месяцы беременности и в первые месяцы после рождения Айрис. Теперь-то Вайолет стала более толстокожей, но все равно для нее это явилось тяжелым испытанием, приходилось крепиться, чтобы выдержать его. И в этом ей помогали шагающие рядом Джильда и Дороти, которые теперь, не говоря ни слова, разделились и шли слева и справа от нее. Как два стража, ведущие преступника в тюрьму, усмехаясь, думала она, но все равно была благодарна им за это.
Лучше всего сейчас идти, не сводя глаз с личика дочери, это очень поддерживает. Айрис глядела на мать так же сосредоточенно, ее синие глазки сияли жаждой жизни, желанием выжить, ее полная зависимость от матери заставляла Вайолет шагать твердым шагом и держать спину прямо. Благодаря именно этому ей удалось убедить брата, что дом семьи Спидуэлл в Саутгемптоне продавать нельзя, в нем станут жить она с дочерью, а также Джильда и Дороти. Том был ошарашен таким предложением, как, впрочем, и новостью о ее беременности. Но Вайолет успела выработать в себе такую твердость в принятии решений, что брату трудно было с ней спорить.
– У меня будет своя семья, – сказала она, – поэтому мне нужен мой родной дом. Мама в Саутгемптон больше не вернется. Неужели я не могу жить в своем доме только потому, что тебе сейчас нужны деньги?
Джильда и Дороти теперь зарабатывали, и денег хватало на всех. Подругам не нужно было платить за жилье, и они худо-бедно справлялись: Вайолет вела домашнее хозяйство и занималась дочерью. Такая организация шокировала соседей, они шушукались у них за спиной, не раз Вайолет слышала, как они шипели, называя их дом домом греха. Том с Эвелин скрепя сердце мирились с отношениями Джильды и Дороти, делая вид, что считают это просто дружбой, но вот игнорировать очевидный факт существования Айрис, отсутствие обручального кольца на пальце Вайолет, как и отца ребенка, они уже никак не могли. Да и от детей всего этого было не утаить. В гости они приезжали теперь без детей, но у них всегда под рукой было объяснение: заболели, устали или наказаны за непослушание.
Вайолет приходилось мириться с этим. От Дороти она усвоила истину: Suum cuique. «Каждому свое». Однако она тревожилась: долго так продолжаться не могло. Удастся ли ей снова устроиться на работу? Или придется идти на поклон к Тому и умолять его о милосердии? Мучительно было представлять себе эти переговоры, но рано или поздно придется говорить с ним про свое с Айрис будущее, чтобы оно не казалось столь неопределенным и шатким.
Они пересекли внешний дворик, и сердце Вайолет забилось сильнее. Что бы ни думал о ней город, ее больше заботила реакция собора на ее новую жизнь. Веками он был прибежищем и утешением для многих людей и стал таковым для самой Вайолет, когда она оказалась в Уинчестере. Но страшила перемена: теперь ее будет провожать множество глаз – «Вы только посмотрите на нее, ну надо же, ай-ай-ай!» – когда она пройдет по нефу, толкая перед собой коляску, в которой лежит Айрис. Неужели она явилась сюда в последний раз?
У главного прохода их ждала Луиза Песел. Это она убедила настоятеля Селуина, чтобы крестины Айрис прошли в соборе. Интересно, что такое она сказала ему, может быть, подкупила обещанием вышить в его честь особую подушечку. Впрочем, не исключено, что настоятель просто решил, что спорить с мисс Песел бесполезно.
– Ну вот наконец и вы! – вскричала она, с улыбкой подходя к ним. – А где же наша замечательная звездочка?
Луиза Песел склонилась над коляской, даже сунула в нее голову – так делают все, кто никогда не имел дело с грудными детьми, – и Айрис в тревоге наблюдала за ней. Мисс Песел потрепала ребенка по щечке и выпрямилась.
– Прекрасные синие глазки, – заявила она.
Вайолет снова подумала, могла ли мисс Песел, глядя в синие глазки девочки, вспомнить глаза ее отца.
Если это и было так, то мисс Песел не подала виду. Более того, она вообще ни слова не произнесла ни об отце ребенка, ни о том, что у Вайолет на пальце нет обручального кольца. И так искренне приветствовала появление на свет Айрис, как и племянница Вайолет, Марджори, с восторгом приняла на себя заботу о своей крохотной двоюродной сестренке, когда Том и Эвелин однажды позволили им прийти в гости.
– Какое очаровательное имя вы выбрали для девочки, – продолжала мисс Песел. – Тем более, как вы знаете, я обожаю ирисы, они у меня на втором месте после вышивания. В этом году я перееду в белый дом на Коулбрук-стрит, отсюда рукой подать, и я уже мечтаю, как буду сажать у себя в саду ирисы. Через годик-другой обязательно приходите ко мне с Айрис в гости, пусть полюбуется цветочками, в честь которых ее назвали. Ну что, пойдем?