Тонкая темная линия

- Маркус, ты меня не слушаешь?

Визгливый голос матери ворвался в изящный мир его фантазии, разрушая его И ему вдруг представилось, как он вскинется с рычанием и запустит таз со штукатуркой в лицо Долл, и брызги крови и замазки полетят во все стороны, а сама Долл рухнет на пол. Но, разумеется, Маркус этого не сделал. Это был лишь момент безумия, и он уже прошел. Архитектор вытер руки влажным полотенцем и аккуратно сложил его.

- Что такое, мама?

- Не будет ли заметна новая краска? - с отчаянием спросила она. - Мне кажется, что пятно останется здесь навсегда. И всякий раз, как я стану смотреть на стену, меня будет охватывать ужас.

Маркус встал, держа ведро в одной руке, а ящик с инструментами в другой.

- Я уверен, что краска подойдет. Только надо дать штукатурке как следует высохнуть, а потом покрасить.

Долл драматически прижала руку к груди и мрачно произнесла:

- Мне бы хотелось, чтобы ты все выкрасил сегодня вечером.

- Если я покрашу сегодня, то пятно проступит. Маркусу захотелось как можно быстрее выйти из дома, побыть в тишине, глотнуть свежего воздуха. Ему так хотелось видеть Анни. Он пытался ей звонить, но Анни дома не оказалось, и Маркус задумался, чем она могла заниматься. И хотя ему этого не хотелось, но ему оставалось только спросить ее напрямик, не провела ли она этот вечер с мужчиной.

При этой мысли Маркус испытал прилив ревности. Анни вполне может завести любовника, даже не подумав о том, как все могло замечательно сложиться между ней и Маркусом. Ренар представил, как вырывает ее из объятий другого мужчины, дает ей пощечину, наказывает за предательство и силой берет ее, утверждая свое господство. Тогда Анни поймет свою ошибку. Увидит, каковы его истинные чувства к ней. И, осознав эту истину, она разберется и в своих собственных чувствах.

Маркус смывал с рук раствор и размышлял. Он и не предполагал, что станет думать о другой женщине после гибели Памелы. Маркус все еще оплакивал ее, но острота боли смягчилась, и на ее место пришло нечто другое - голод, потребность. И теперь он все реже думал о Памеле и все чаще вспоминал Анни, своего ангела.

Маркус прошел через спальню в свое убежище, включил свет и радио. Струнный квартет Гайдна сопровождал его движения, пока он доставал портрет из потайного шкафчика, спрятанного за обивкой стены. Тайник существовал здесь более ста лет, и неизвестно, что хранили в нем прежние владельцы дома. А Маркус разложил на полках вещи, которые он не хотел бы никому показывать драгоценные свидетельства минувшей любви. Он дотронулся до некоторых из своих сокровищ. О них никто в семье не должен был знать или касаться их.

Поставив панель на место, Маркус перешел к своему мольберту. Набросок становился все лучше. Он долго рассматривал его, размышляя, фантазируя. Для начала Маркус сконцентрировался на глазах Анни с их странным, экзотическим разрезом. Потом обратил внимание на короткий, вздернутый носик. А губы... Ее невероятно сексуальный рот с полной нижней губой. Маркус представил, как касается ее губ своими, как губы Анни ласкают его обнаженное тело, как ее руки прикасаются к нему. Его возбуждение нарастало, и Маркус вернулся к потайному шкафчику и достал оттуда женские черные кружевные трусики. Он расстегнул "молнию" на брюках и начал мастурбировать, не сводя глаз с портрета. Ренар представлял себе, каково это очутиться внутри ее лона, прижать ее тело своим, снова и снова вонзать свой член в нее, пока она не закричит в экстазе.

Потом Маркус вымылся в раковине, расположенной в углу комнаты, простирнул трусики и убрал обратно к остальным сокровищам. Он слишком устал, чтобы работать над портретом. Ренар посмотрел на часы и стал ждать. Когда все в доме затихло, а мать и Виктор, судя по всему, уснули, Маркус Ренар, не находивший покоя и мучившийся этим, вышел из дома и растворился в ночи.

Ник мерил шагами кабинет, пока Анни пересказывала ему события этого вечера, кульминацией которого стал звонок Маркота Донни Бишону. Колесо завертелось. Нити начали распутываться.

Маркот оказался замешанным в этом деле, и Ник не мог отделаться от мысли, что это связано с ним. Этот воротила бизнеса мог никогда не заинтересоваться Байу-Бро, если бы Фуркейд не привлек его внимания. Это совсем не радовало Ника.

Вместо того чтобы привлечь преступника к ответу, круг подозреваемых все увеличивался. Следствию, казалось, не будет конца.