Тонкая зелёная линия

– Да, о присяге. О верности. О вере. Что есть вера, подполковник, ты это хотел от меня услышать? Я думаю, что любая верность, любая вера – это деятельная любовь, подполковник. Понимаешь? Любовь, выраженная в действии. Даже в будущем, потенциальном. Понимаешь?

– Выраженная в потенциальном действии?

– Да, Юля. Да. Как потенциальная энергия. Она не осуществлена, но накоплена. Обусловлена состоянием системы человеческой души. Как энергия термодинамической системы. Человек обусловлен, обуславливает, обуславливается клятвой, словом своим. Присягой, если угодно. Дав присягу… Чёрт, я начинаю говорить красивые банальности, Шура!

Завёл ты меня до невозможности! Что есть вера без накопленного, пусть будущего действия – действия души? Если приходит час – когда надо, когда «добровольцы – шаг вперёд» – так? Когда Христос – мог он сказать: «Извините, ха-ха, шутка получилась со всем этим пророчеством, мне как-то не хочется на крестные муки»? Мог? Мог. Сказал? Нет. Каждому такой выбор делать. Мне тебе объяснять, что такое «коммунисты, вперёд»?

– «Партия – это единый ураган голосов, спрессованных, тихих и тонких». – Зося чётким шёпотом уронила ступеньки слов в накуренный, бархатный воздух.

– Да. Когда нельзя по-другому. Это есть осознанная предопределённость. Когда человек сам себя ставит в такие условия, когда он уже не может по-другому, даже если смалодушничает и начнёт заднего давать. Так, подполковник? Ты же сам себя постоянно ставишь в такие условия, чтобы заднего не дать, если что? Так, Саша? Ну, что сверкаешь глазами, брови хмуришь? Ты тоже уязвимый, из таких же мяса, костей и нервов.

– Из нервов, да, – младший лейтенант Санечка опрокинул в себя рюмку, как живую воду. – Из нервов. Умный у вас муж, Зося. Только вот что я тебе скажу, лейтенант. Нет, ты не обижайся, тут все свои, всё поймут и понимают уже сейчас, что я говорю и скажу. Так ведь, ребята? (Мыш ещё раз согласно уронил голову, кое-как поднял её, уронил ещё раз, потом всё-таки подпёр щеку кулаком и принялся разглядывать ноги какой-то девушки за соседним столиком, не обращая внимания на её зверевшего спутника.) Ну… Так вот, лейтенант. Ты эти все свои – наши – наши, извини, конечно, наши слова – говоришь очень правильно. Только вот есть одна такая штука.

– Какая? – взволнованный голос Юли разморозил паузу в затянувшихся льдом глазах младшего подполковника.

– Какая? – Санечка словно впервые увидел Юлю, посмотрел на неё глазами разбуженного ребёнка. – Ах ты, девочка… Извини, лейтенант, – он как бы между прочим бросил словесный медяк подслушивавшему Серову. – Понимаете, Юля, штука эта простая. Смерть. Не потенциальная. Не обещанная, обусловленная, спрятанная в будущем действии. – так, лейтенант, ты говоришь? Нет, а самая простая и ощутимая. Которая некрасивая и очень плохо пахнет. Что, старик, думаешь, мы тогда просто так спьяну рванули к нашим приятелям-хунвейбинам?

– Нет, – Алёшка выпрямился, сжал губы и смотрел на Козина как-то очень тёмно.

Зося подняла голову с плеча мужа.

– Ребята, – она осторожно погладила нагретое дрожавшее плечо. – Ребята, какие же вы хорошие.

Вдруг одна из соседок, весь вечер грациозно-приглашающе струившая фигуру, не выдержала и подошла к пограничникам, безошибочно угадав военных в штатском. Киношным жестом провинциальной сердцеедки она держала сигаретку двумя пальцами.

– Господа офицеры, – слащаво промяукала она, подчеркнуто не замечая Юлю и Зосю. И медленно, мягко наклонилась к широкоплечему, смуглому Очеретне. – Угостите даму огоньком, защитник Родины.

Очеретня слегка вздрогнул, как породистый конь, почуявший волю, мгновенно «срисовал» вопрошавшую, взял со стола коробок, зажёг спичку и ответил не менее утончённо:

– Сударыня, я буду счастлив. (Сударыня закурила сигаретку и заструилась ещё более томно, снова обдав Васю душистой волной разогрето-томящегося женского тепла. Вася, неделю назад проводивший беременную жену на Дикий Запад, очень понял простого римского парня Муция Сцеволу.) Буду крайне вам признателен, красавица, если вы окажете любезность и снова присоединитесь к вашим спутницам, явно успевшим по вам соскучиться.

– Чё? – сердцеедка сбилась с темпа, не ожидая таких изысканных словесных кружев. – Чево?

– Девушка, – столично-морозный взгляд Зоси скользнул по наглому декольте нахалки. – Наш друг вежливо просит вас покинуть нашу компанию.

– А-а-а. Да и пожалуйста! – дама перестала извиваться, фыркнула и строевым аллюром прошествовала обратно, плюхнулась на ойкнувший стул и что-то стала горячо рассказывать подружкам.

Те возмущённо зашипели, оценивающе разглядывая Зосю и Юлю.

– Коза, – несмело проговорила Юля.