– Совершенно так, товарищ генерал, понимаю, – с бесподобной невозмутимостью ответствовал не менее великий и ужасный Маркус Вольф, генерал-полковник государственной безопасности Германской Демократической Республики. – Это отец и сын. Это правильно.
– Миша! Мишенька, ты не понимаешь! Я же Ростислава знаю как тебя! Лучше знаю, с голопузов!! Зря он, что ли, «Хьюстон» потопил? А теперь, после встречи с сыном. Миша! Головой отвечаешь!
– Твой меч, моя голова с плеч? – раздалось из трубки довольное хихиканье.
Захаров помолчал. Потом вздохнул:
– Маркус, ты заварил кашу.
– Я и выхлебать, – генерал Вольф, когда хотел, шутил шутки с бесподобным швабским акцентом. – Совершенно так. Все будет хорошо, Коля.
Николай Степанович положил трубку. Постепенно сердце успокоилось. Он ещё довольно долго оставался в кабинете, без особого удовольствия цедил подаренный Фиделем ром и задумчиво улыбался…
Через год после того, как передовицы «Правды» и грязных рупоров империалистической пропаганды в унисон протрубили о победоносном окончании Карибского кризиса, в Иманский отряд Дальневосточного округа Пограничных войск КГБ СССР прибыл к месту службы слишком молодой и чрезвычайно смуглый майор Александр Козин. За три года майор последовательно довёл до нескольких нервных припадков «особняка» Синенко, начштаба Павлинова и самого начотряда полковника Аристарха Леонидова. Неугомонный юнец гонял погранцов, как сидоровых коз, на стрельбище требовал совершенно невероятной меткости, рисовал схемы строительства систем круговой обороны на заставах, а в ответ на справедливые замечания старших офицеров что-то шипел по-испански. Короче, высовывался. Леонидов пытался узнать, откуда ему такое горе, но обнаружил лишь сплошной туман. Друзья в столице шепнули, что мальчишка был протеже самого Зырянова. Леонидов посоветовался с Павлиновым, и они решили наплевать на Москву и загнать Козина в самый глухой угол – в Киргу, где не то что медведи – даже староверы не живут, или ещё куда, но тут воодушевлённые подстрекательской пропагандой китайцы решили немного повоевать за исконные земли.
Пригодились и козинские схемы укрепрайонов, и его планы боевых стрельб. Так майор мог запросто стать слишком молодым подполковником. Хитроумный Синенко надоумил Леонидова сплавить неугомонного замбоя от греха подальше – на Дикий Запад, в столицы, в академии, к чертям собачьим, ради Господа Бога, уже хоть куда-нибудь!
Но судьба распорядилась по-своему. На Козина действительно пришли бумаги о присвоении очередного звания. А через два месяца, в несчастном мартовском бою на льду Уссури, выбираясь из подбитого китайцами Т-62, Аристарх Леонидов получил пулю в сердце. Совершенно секретный танк оказался в нескольких десятках метров от ликовавших китайцев. Хуже всего было то, что сразу после боя подполковник Козин исчез из расположения части и появился лишь под утро. Со всей сладострастной мстительностью соответствующее донесение было тут же направлено куда надо.
В наши дни ещё остались отставники, помнившие, как горделиво и, конечно же, совершенно тайно шептались в армии о сокрушительных последствиях первого применения реактивных «Градов» по китайским позициям. Мало кто, лишь на какой-нибудь умопомрачительной пьянке, может сболтнуть, что на тот момент секретные установки залпового огня нанесли удары на двадцать километров вглубь китайской территории лишь в результате бунта командиров армейских частей. Наслушавшись по закрытым частотам приказов, криков, хрипов и матерных проклятий израненных пограничников, державших десятком изрешечённых БТРов полноценное вторжение регулярных полков китайской армии, армейские комдивы со стыда и позора готовы были срывать погоны. Ну и… «До Бога высоко, до царя далеко». Армейцы наплевали на трусливо молчавшую Москву и «жахнули». По-русски, от души, со всем тщательным остервенением, да так, что даже ночью на китайской стороне виднелись обширные пожары и доносились мощные взрывы горевших складов.
Но совершенно никто не знал, что случилось после того, как в Москву доложили, что китайцам удалось снять с подбитого танка совершенно секретные приборы горизонтальной и вертикальной стабилизации ствола. Москва визжала, отцы-командиры в душе посылали генштабистов куда подальше и как-то оправдывались. В конце концов по танку ударили тяжёлыми минометами, разбили лёд и утопили в Уссури.
С глаз долой – из сердца вон, дело сделано – концы в воду и так далее.
Через три дня на позиции даманской мясорубки опять прилетел Николай Степанович, вынул душу из всех невиновных и непричастных, после чего, ко всеобщему изумлению, тихо и печально приказал Козину сопровождать. Знавшие крутой характер «Деда», огнём, мечом и лисьей хитростью усмирившего Западную Украину, побелевшие свидетели ожидали чего угодно. Думали, что лично пристрелит дезертира. Или прикажет застрелиться.
Захаров вместе с Козиным исползал закопчённые снежные берега Даманского, осмотрел место боя, потом забрался в гущу несгоревших камышей и зашипел, как голодный камышовый кот: