Тонкая зелёная линия

На веранде стёкла отпотели. Морозные узоры растаяли. У входа в кладовку – антоновка в ящиках. Столько антоновки, что в кладовку не помещается. Голова кружится – такой яблочный дух. На столе, под полотенцами, – банки со свежепосоленным салом. Рядом, в большой эмалированной кастрюле, залита смальцем домашняя колбаса. Вкусно! Глаза кричат, знают, узнают – если поднять скатерть с кистями (вон две косички остались заплетённые – это ж какой класс был? Второй? Мама не расплела, сохранила) – там, под скатертью, в выдвижном ящичке, папин инструмент. Напильники, отвёртки и брусок править ножи – слева. Дратва, кусок смолы и кривое шило – справа, можно даже не гадать.

Дверь на кухню дёрнуть. Привычным коротким движением. Папа Вася новую кожаную накладку набил, чтобы плотнее дверь закрывалась. Рука сама вспоминает. Всё тело вспоминает родной дом. Куда ни уезжай, где ни живи – дом, где родился, твой дом – он в тебе живёт отпечатком, частью тебя. Или ты сама – отпечаток дома? Дома ты без брони. Ты забываешь, что взрослая.

Дом врастает в тебя.

Облизывает всеми прикосновениями – всё, абсолютно всё – родное. К чему ни дотронься. К шершавости старенькой дверной ручки, жёсткости клеёнки – ну да, конечно, если разуваться, сапоги вот сюда, за занавеску, направо возле газового баллона, то на клеёнку – опереться левой рукой. И кричит рука от радости – узнаёт прикосновение. Занавеску на окне дёрнуть – не глядя, при любом освещении, в полной темноте, или когда месяц в окошко кухни светит – ты помнишь ту ночь, когда стояла у этого окна, проснулась попить? И так за душу взяло, так сжало сладко-сладко – так любви захотелось… Не маминой, а такой, чтобы… Помнишь? Ведро с самой вкусной на свете колодезной водой – той, что из колодца, что у Григоришиных прадед прокопал, на улице Калинина. Какой воды ни выпить – горной или горней, которую только ангелы пьют, – такой воды нигде нет. Той воды, из детства, которой ты пропитана с первых ромашковых купаний.

Каждый звук… Даже не звук, нет. Каждое эхо любого движения, скрип половицы, ритм, с которым покачивается занавеска, мурлыканье огня и сполохи в поддувале поют заветную песню. Папа с тёмного утра печи вычистил, золу на огород тазиками вынес, дров нарубил, щепу сложил – с одной спички – «чух!» – да какие ещё спички так пахнут? – только дома так можно согреться. Ноги ступают, тело тяжёлое покачивается. Внутри несёшь своё драгоценное дитя. Устала… Устала, конечно, сейчас время отдохнуть. Дом обнимает, укутывает, умывает родными звуками и запахами. Садишься на стульчик, смотришь, как язычки пламени пляшут, подставляешь то одну, то другую щеку или всем лицом отогреваешься. Здесь ты в утробе. Из этой утробы ты уехала в новый мир – когда пора пришла. Сюда ты вернулась – в своей утробе дитя принесла – здесь рожать.

Жизнь продолжить.

Хлеб на столе. Тёплый. Запах такой, что плакать хочется. Руки дрожат, вся тошнота уходит. Комок в горле. Хруст корочки на зубах. Так хрустит только родной-родной хлеб. Откусываешь кусочек, языком прикасаешься к ароматной шершавости, рот наполняется слюной – никогда, нигде ты такого вкуса не найдёшь. В этом хлебе – поля до горизонта, в этом хлебе вся земля, которую весь твой род поднял, все те труженики, что жизнь тебе дали; в этом хлебе вода и небо, дожди и радуги, снег и половодье, весна пьяная, оглушительный стрекот кузнечиков – помнишь, как ловила, чтобы с папкой Васькой на рыбалку поехать? – и роса, и пот, и покалывание пяточек по стерне. Не наесться этим хлебом. Это не магазинный хлеб большого города. Это то, что тебя по клеточке лепит, пока растёшь.

Причастие.

Молитва.

В комнате на стенке тихо бубнит радио: «Говоˆрить Київ. Останнi новини». Звук родной речи взрывает и переворачивает всё, что знала, чему выучилась. Да каким бы языком ни говорила, какие бы слова ни учила, что бы ни думала – родное, с детства, с самого первого вздоха – родное, неуловимое, ускользающее, ускользнувшее и прозвучавшее слово – но оставшееся в тебе.

То слово, что тебя тобой сделало.

Ты идёшь по дому, который оставила семь лет назад. Идёшь и не замечаешь, что выбираешь себе гнездо. Все комнаты проходные – первая, где мама спит, – мама рано встаёт, чтобы тетради проверить. И сейчас ушла тётю Козю с Валентином проводить, потом на работу зайдёт – классные журналы заполнить. А в следующей комнате, в самой большой, в зале, – вся, как на выставке – окна на юг и запад. Нет. Слишком светло. А вот твоя любимая дальняя комната. Твоя комната. Этажерка, заполненная книгами. Ты их все прочитала. Да, круглолобая рыжая девочка? А вот твой стол. Если выдвинуть правый ящичек. Сейчас… Господи… Тетрадки. Мама сохранила. Тетрадки. Первый класс. Прописи. Петелечки «с нажимом». У тебя с той поры очень разборчивый почерк. Да…

Петля времени замкнулась. Здесь. Ты наклоняешься – постельное бельё наилучшее. Пахнет утюгом и морозом. Мама ждала, ночь не спала, всё приготовила.