Читаем Тонкая зелёная линия полностью

– Спасибо, Алексей! Знаю, что от чистого сердца. Спасибо… Знаешь, лейтенант, вот всё-таки день рождения – особый день. Такой… Светящийся, что ли. Шёл к тебе, всё детство вспоминал, всю жизнь. Пока по кустам продирался, думал, что вся жизнь наша такая – продираешься по кустам, по всяким буеракам, тропа, может, и рядом, а сам ломишь-ломишь, где уж начал идти – иди. Вот уж характер у меня такой – не свернёшь. И у тебя такой же – думаешь, не вижу? Вижу, лейтенант. Такая уж у нас у каждого дорога – есть такие, кто дорогу всё время выбирают, а есть такие, кто встал и пошёл. Идёт себе, в ямки падает, где-то тропу ломит, прорубает, дорогу делает. И судьба его вроде несладкая, а потом ведь люди пойдут по этой тропе – дорогу сделают. Знать не будут, кто тропу проложил, обычно люди такое забывают.

Осторожно, ветка! Ты на пару шагов отстань, я погромче говорить буду. Что-то мне говорится сегодня… Дышится. Живётся. Живётся сегодня, говорю! Вот… Люди забывают, лейтенант, что и как раньше было, оно же проще – только себя видеть, свои заботы и труды ценить. А вон, граница наша – сколькими людьми сделана… А мы их знаем – тех, кто сюда дошёл? Ну, хорошо, если знаем графа – сатрапа, как его принято называть, – графа Муравьёва-Амурского. А сам ли граф по Амуру спускался? Сам ли эти тысячи километров обживал, городки ставил? Сколько их – переселенцев, казаков, каторжников беглых, сколько их – русских людей – землю эту всю прошли? Сколько их в эту землю легло, видим же только живых наследников. Мы знаем первых?

Нет. Могли бы знать? Пожалуй. А толку? Ну вот, представляешь, назвали каждый бы камень, каждый ручей или горку какую – именем человека, впервые увидевшего, дошедшего сюда. Ты бы запомнил их всех – тысячи и тысячи имён? Да нет же. Так всегда бывает, что первопроходцев, первооткрывателей – помнят только атаманов, вельмож или самых первых, кто прогремел, может. Вроде вот Гагарина. Он же первый. А сколько людей работало, чтобы он полетел? Миллионы, думаю. Так и с границей этой – она, как оболочка какая, как в шарике резиновом. Мы с тобой вроде оболочки, а сколько за нами людей? В спину подкрепляют, кормят, поят, одевают, обувают, оружие дают, всё, что нужно.

Надеются. А перестанем – все вместе – дёргаться, жизнь нашу жить, перестанем вовне, наружу давить, усилия прикладывать, начнём друг другу в карман смотреть, жрать поедом – так и граница сдуется, как ни тяни, как ни растягивай. Лопнем, как шарик, если за нами пустота. Да, кстати, напомни мне, лейтенант, про пустоту. Я тебе расскажу, что думаю.

Полковник огляделся, сдвинул на затылок шапку, с удовольствием почувствовал, как весенний тёплый ветер поцеловал потный лоб.

– Так, лейтенант. Вот, смотри, вон за теми ёлочками как раз. Вон, видишь? Лежит кабанчик. Хорош! Ну, видишь, какой выстрел? А? То-то! На бегу! Ну, давай сделаем волокушу. Рубанёшь эту сосёнку? На мой нож. Специальный, охотничий, тульской стали. Давай-давай, руби её, не смотри, сталь особая. Выдержит. Так. Погоди, а зачем ты эту загогулину оставил?

– Товарищ подполковник, сейчас мы на две руки поперечину сделаем, сюда зацепим – будет в самый раз.

– Вот ведь! Вот ведь душа твоя инженерная, лейтенант! Так, на, бери, тут у меня бечёвка, давай поросёнка привяжем. Давай его, давай сюда! Ну, вяжи ноги. Так, давай, я подержу. Вот. Ты пока перекури, а я быстро свинёнка освежую. Остынет, нехорошо будет… Вот, пока он горячий ещё… Эх, лейтенант, день-то какой! Жарко в тулупе-то. Можно было и полегче одеться. Весна совсем. Перезимовали. Слава Господу Богу и нашей Коммунистической партии. Оставим требуху здесь. Будет животине всякой пир горой. Шкуру сюда привяжем. Нет, не так. Вот здесь, подержи. Ну, пойдём? Собирайся, лейтенант. По-та-щи-ли! Ну, точно, так легче. Голова, лейтенант, у тебя светлая, только вот молчаливый ты какой-то сегодня. Призадумался. Из-за жены волнуешься? Не переживай, лейтенант, не переживай, Алексей. Всё будет нормально. Это нормально – детям рожаться. Очень правильно и всегда своевременно – какое бы время ни было. Родит, всё хорошо будет, будет мальчик или девочка. Имя-то придумали?

– Не думал, товарищ подполковник. До конца не определились. Родится – решим.

– «Родится – решим»? Это что ещё за разброд и шатания? Родится. Назовёте. Ещё пяточки обмоем. Давай, лейтенант, нос выше! Ну, пошагали? Давай! По-тя-ну-ли! Пошли-пошли!

Русскому человеку вольно ходить по границе.

5

Дом.

Родной дом.

Перейти на страницу:

Все книги серии Идеалисты

Индейцы и школьники
Индейцы и школьники

Трилогия Дмитрия Конаныхина «Индейцы и школьники», «Студенты и совсем взрослые люди» и «Тонкая зелёная линия» – это продолжение романа «Деды и прадеды», получившего Горьковскую литературную премию 2016 года в номинации «За связь поколений и развитие традиций русского эпического романа». Начало трилогии – роман «Индейцы и школьники» о послевоенных забавах, о поведении детей и их отношении к родным и сверстникам. Яркие сны, первая любовь, школьные баталии, сбитые коленки и буйные игры – образ счастливого детства, тогда как битвы «улица на улицу», блатные повадки, смертельная вражда – атрибуты непростого времени начала 50-х годов. Читатель глазами «индейцев» и школьников поглощён сюжетом, переживает и проживает жизнь героев книги.Содержит нецензурную брань.

Дмитрий Конаныхин

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги

Последний
Последний

Молодая студентка Ривер Уиллоу приезжает на Рождество повидаться с семьей в родной город Лоренс, штат Канзас. По дороге к дому она оказывается свидетельницей аварии: незнакомого ей мужчину сбивает автомобиль, едва не задев при этом ее саму. Оправившись от испуга, девушка подоспевает к пострадавшему в надежде помочь ему дождаться скорой помощи. В суматохе Ривер не успевает понять, что произошло, однако после этой встрече на ее руке остается странный след: два прокола, напоминающие змеиный укус. В попытке разобраться в происходящем Ривер обращается к своему давнему школьному другу и постепенно понимает, что волею случая оказывается втянута в давнее противостояние, длящееся уже более сотни лет…

Алексей Кумелев , Алла Гореликова , Игорь Байкалов , Катя Дорохова , Эрика Стим

Фантастика / Современная русская и зарубежная проза / Постапокалипсис / Социально-психологическая фантастика / Разное
Книжный вор
Книжный вор

Январь 1939 года. Германия. Страна, затаившая дыхание. Никогда еще у смерти не было столько работы. А будет еще больше.Мать везет девятилетнюю Лизель Мемингер и ее младшего брата к приемным родителям под Мюнхен, потому что их отца больше нет – его унесло дыханием чужого и странного слова «коммунист», и в глазах матери девочка видит страх перед такой же судьбой. В дороге смерть навещает мальчика и впервые замечает Лизель.Так девочка оказывается на Химмель-штрассе – Небесной улице. Кто бы ни придумал это название, у него имелось здоровое чувство юмора. Не то чтобы там была сущая преисподняя. Нет. Но и никак не рай.«Книжный вор» – недлинная история, в которой, среди прочего, говорится: об одной девочке; о разных словах; об аккордеонисте; о разных фанатичных немцах; о еврейском драчуне; и о множестве краж. Это книга о силе слов и способности книг вскармливать душу.

Маркус Зузак

Современная русская и зарубежная проза