Тонкий холод. Книга баллад

Мой кот мне больше, чем приятель, —
он член моей семьи давно,
неважно, кто его создатель:
здесь все на славу создано.

Короткорошерстный он и серый,

британский, голубых кровей, —
но на английские манеры
плюет мой русский котофей.

Как все коты, он не считает

людей творения венцом, —
и дружбу только к тем питает,
в ком чует душу за лицом.

Мудрец немного, жить он волен

без всяких мишурных убранств, —
и потому вполне доволен
пределом комнатных пространств.

Что говорю? по жизни тянет

в духовном смысле он меня:
тем, что без пищи дни протянет,
а без любви так и ни дня.

Собак он вовсе не боится,

и птичку вряд ли задерет, —
но если ссоре быть случится,
на нас он сразу же орет!

Семьи гармонии хранитель

стареет он быстрее нас, —
и в чудную зверей обитель
сойти его все ближе час.

Его я там потом и встречу,

а если нет? вскричит простак, —
тогда – с готовностью отвечу —
я что-то сделал здесь не так.

И разве вместо благ премногих

нам встретить снова не важней
пусть и слегка четвероногих,
но самых преданных друзей?

3. Хромой слоненок

Есть на земле чудный остров: Цейлон —
счастлив любой там родившийся слон.

Нет на Цейлоне ни тигров, ни львов,

стало быть нет для слонов и врагов.

Ходит по острову добрый монах,

рядом – слоненок с улыбкой в глазах.

Можно сказать, что ему повезло,

хоть и познал он великое зло.

Прошлой весною в капкан он попал —

ну и пожизненно хроменьким стал.

Но обреченному вечно хромать

дикая больше природа не мать.

Так что любовь человека с тех пор

джунглей ему заменила простор.

Редко слоненка с монахом поврозь

встретишь: любовь их пронзила насквозь.

Может, забыл он о братьях-слонах,

как и о людях забыл тот монах.

С болью по жизни идут, но – легко,

с болью пройдут и сквозь смерти ушко.

Там я и встречу обоих потом:

буду я в паре с любимым котом.

После того, как, ключами грозя,

крикнет мне Петр, что «с котами нельзя»,

прочие стану искать я пути —

с братьями меньшими дальше идти.

Если же рядом еще и монах —

ну это точно уж как в небесах.

4. Ворон