Тонкий тающий след

Дежурный по ИВС приоткрыл дверь и вопросительно взглянул на незнакомого парня с папкой:

– Практикант Невельской, – отрекомендовался Лешка. – У меня тут бумаги от Прохорова, он просил вас подписать.

– Бумаги от Прохорова? – Степанов протянул руку за папкой, и открыв ее, пробежал глазами первый лист. – Проходи.

А, да тут совсем немного камер. Решетчатые, как в американских фильмах. Видимо, недавно сделали. Сколько их, штук пять? Леша по привычке пересчитал уходящие вглубь двери с торчащими массивными ручками. В глубине коридора стоял письменный стол, на нем светилась лампа, лежали какие-то бумаги и стояла кружка с ложечкой. Зрение у Лешки было орлиное.

– Мне нужно подписать, я сейчас. А ты осмотрись, – обратился к нему капитан и пошел к столу. Предложение осмотреться было самое правильное. Вот умеют опытные сотрудники сразу увидеть, что человеку нужно и что ему лучше всего сказать. Умеют.

Лешка сделал несколько шагов по коридору. Первая клетка была необитаемой. Во второй копошилась в углу койки какая-то старуха в серых лохмотьях. Нечесаная голова наклонена так, что лица не видно, трясущиеся руки роются в карманах. Воровка, наверно. Да старая уже, вот и попалась.

Лешка сделал еще шаг и заглянул в следующую клетку. Хрупкая женская фигура в темном деловом костюме съежилась в неудобной позе на полу. Услышав его шаги, женщина подняла голову.

– Мама?!

* * *

Сын смотрел на нее сквозь решетку, и это было так ужасно, что у Нади вдруг снова появились силы.

Она встала, не чувствуя, как ноют уставшие от неудобной позы колени, и спокойно посмотрела ему в глаза.

– Мам, ты что здесь делаешь? – По привычке взъерошив волосы в момент волнения, Лешка протянул руку к замку на ее двери.

Надо ответить. Она должна ему ответить.

– Леш, все в порядке. Ты можешь позвать Прохорова?

– Мам, да ты что? Ты как здесь? – Он мгновенно забыл о своей роли рассудительного и спокойного борца с криминалом и выглядел сейчас совершенно по-детски. Мужчина, а еще ведь совсем мальчик.

– Леш, все потом. Позови Прохорова.

– Невельской? Заберите документы, я все подписал. – Подошедший сзади Степанов тронул Лешу за плечо и протянул ему папку.

– А, да, хорошо. – Наконец оторвав взгляд от матери, Леша быстро прошел к выходу из ИВС и с трудом сдерживая себя, ждал, когда неспешно идущий следом капитан откроет массивную дверь.

* * *

– Павел Михайлович! – Лешка ворвался в кабинет Прохорова без стука.

– Да? – Прохоров спокойно смотрел на практиканта, будто не замечая его состояния. – Подписал?

– Да, Пал Михалыч, он подписал. Но там…

– Давай документы сюда.

– Пал Михалыч, там в ИВС. – Лешка чуть помедлил, протягивая папку следователю. – Там моя мама…

– Да? И что же? – спросил Прохоров, углубляясь в содержимое папки.

– Она там в камере. И она просила вас позвать, – упавшим голосом сообщил взъерошенный практикант, от девятнадцати лет которого пережитое им потрясение вдруг отняло примерно десять.

– Очень хорошо. Ты свободен.

– Пал Михалыч, а как же? Что это все значит?

– Практикант Невельской, я вам что сказал? Вы свободны. До завтра. Идите! – Прохоров повысил голос и взглянул на парня с начальственным выражением, от которого тот с непривычки опешил.

Кивнув и весь как-то сжавшись, Леша вышел из кабинета следователя и плотно прикрыл за собой дверь.

* * *

Двадцать минут спустя, когда растерянный Лешка уже давно прошел мимо Надиной машины, стоящей поперек тротуара у отделения, и стоял на остановке на Садовом кольце в ожидании троллейбуса, Прохоров внимательно смотрел на сидящую перед ним женщину.

Сейчас она выглядела особенно хрупкой, маленькие руки были крепко стиснуты, а из лица ушли все краски. Короткие встрепанные волосы торчали на макушке каким-то подростковым ежиком, а глаза выглядели огромными и бездонными. Она говорила быстро и с чувством, а голос звучал гораздо ниже обычного:

– Я пыталась лечиться. Очень старалась. Я была у психолога, очень знаменитого, ездила к нему долго. Он не помог. Он говорит, надо снизить стресс, пройти глубокую терапию, и тогда, возможно, проблема будет решена. Но без гарантии.

– То есть это клептомания? – уточнил Прохоров.

– Да. Но это синдром, понимаете? Не болезнь, а как бы сопутствующий симптом. И справки он мне не дал, – Надя сейчас говорила так, будто они вместе со следователем должны были решить общую задачу, разобраться и найти выход. Она, похоже, не понимала, что находится в его кабинете в роли подозреваемой.

– Это вы украли портсигар?

– Да, я.

– Зачем?

– Да не «зачем»! Ну как вы не поймете. Не зачем. А почему. Это просто так происходит, я не могу это контролировать. Клептоманы всегда так крадут – спонтанно, и берут вещи, которые им не нужны. У меня каждый раз страшно холодеют руки и я чувствую запах горелого масла – это вот каждый раз.

– И тогда в магазине вы тоже чувствовали этот запах? – Следователь говорил мягко, стараясь не нарушать легкий транс, в который впала Надя. Она говорит, и это очень хорошо.

– Да. Почувствовала. А ведь ему там совершенно неоткуда взяться, понимаете?

– Понимаю. А как давно это вообще с вами происходит?