Топ и Гарри

Мудрый Змей принял подарок. По глазам было видно, что он доволен. Он попросил еще раз объяснить, как нужно обращаться с ружьем, и во дворе сделал первый выстрел.

Отдача в плечо его несколько испугала, и цель была поражена не очень хорошо, но с ружьем он освоился.

Остального можно было достичь тренировкой.

– Парень, парень, – обратился Томас к Харке, – ты все же сглупил, что не взял ружья. Но с другой стороны, это хорошо: Мудрый Змей меня и Тео принял у себя в палатке, и там было как в раю. Он заслужил это ружье. Матотаупа, ты – джентльмен. Это я говорил и буду говорить всегда, пока я жив.

Вмешался Абрахам:

– Купите ситцевые рубахи. Купите отличные одеяла.

Подходите, господа. Товары прима!

Абрахам ушел в заднее помещение, чтобы вынести вещи, которые, по его мнению, могли подойти индейцам.

Когда прибывшие остались одни, они заговорили.

– Не покупайте у него этой дряни, – энергично сказал

Адамсон. – Для чего в лесу и в прериях ситцевые рубашки?

И разве согревают эти тряпичные одеяла? Во время дождя промокнешь до костей, зимой не согреешься и при первом случае разорвешь. Ни жителям прерий, ни индейцам такие вещи ни к чему. Эти новомодные товары изобрели для того, чтобы торговцы обманывали индейцев и наживались.

Мудрый Змей согласился. Но Томас, зная, что Матотаупа хочет переодеться, возразил:

– Нет необходимости расставаться с кожаными вещами, но свежая зеленая рубашка…

В это время появился Абрахам.

– … зеленая рубашка, черные брюки и это красивейшее одеяло. Ну как, Топ?

Матотаупа был не очень доволен.

– Вот эту. Эта рубашка лучше, – сказал он. – Коричневая, зеленая, белая… человек будет, как пятнистая лошадь, и его издалека трудно увидеть. Штаны должны быть коричневые, а одеяло вот это – черное, белое, зеленое.

После долгих пререканий между Томасом и Абрахамом

Матотаупа по достаточно умеренной цене получил желаемое.

Как только покупка состоялась, Мудрый Змей посмотрел на Матотаупу и решительно сказал:

– Я еду к нашим палаткам.

Харка поднял голову и взглянул на отца. Он знал, что ему предстоит разлука с Матотаупой, и, несмотря на то, что все было заранее предусмотрено, момент расставания был нелегким.

За время изгнания они с отцом очень привыкли друг к другу. Но Харка давно приучился стойко переносить всякую боль. Теперь, не выказывая беспокойства, он стоял перед мужчинами и ждал окончательного решения отца.

– Мой сын Харка пойдет с тобой к палаткам, – сказал отец сиксику.

Этим было сказано все, что должно было быть сказано.

Матотаупа и Харка распрощались только взглядами.

Мальчик подошел к Тео, взял у него своего мустанга и мустанга Мудрого Змея. Они сели на коней и, миновав ворота, подняли их в галоп.

Оставшиеся провожали их взглядами, но всадники не обернулись. Они исчезли в холмистой прерии. Стук копыт стих вдали.

Все направились к блокгаузу, чтобы продолжать свои дела. Матотаупа последним вошел в дом. Он дольше всех смотрел вслед уезжающим и теперь, хоть и оставался среди людей, почувствовал вокруг себя пустоту. Он очень хорошо понял, что Харка – единственный человек, с которым они были как бы одним целым. Они принадлежали друг другу. Матотаупа пытался подавить в себе чувство одиночества, и внешне ему удалось казаться невозмутимым.

Войдя в блокгауз, он не слышал начала разговора трех белых и ухватил только середину фразы.

– … надо заканчивать, Томас, с капканами и мехами, –

говорил обычно молчаливый Тео. – Абрахам становится невыносимым.

– Добрейший был человек, но с тех пор, как стал хозяином фактории, превратился в настоящего живоглота. Я

ему это дело растолкую. Пошли. Мы это сразу сделаем. А

куда ты всю эту дрянь сложил?

– Там, в лавке, в углу.

– Пошли.

Томас и Тео направились в первый блокгауз. Матотаупа с Адамсоном остались снаружи. Фермер Матотаупе понравился. Он был еще не стар, но, видимо, много работал и немало пережил. Его продубленная непогодами кожа была коричневой, руки тощие, но мускулистые; шевелюра и борода – с проседью, хотя Матотаупа давал фермеру не больше тридцати пяти лет. Но и Адамсон, наверное, заметил в косах Матотаупы пряди седых волос. Они были ровесники. Индеец, однако, был почти на голову выше довольно рослого белого.

Оба молча стояли рядом и прислушивались к спору в лавке, который шел на все более и более высоких тонах.

Старый Абрахам на чем свет стоит поносил бобровые шкуры, доставленные Томасом и Тео; близнецы же на все лады корили алчность старого Абрахама, да еще в пользу меховой компании.

– Тут не до смеха, – громко ворчал Абрахам. – Я знаю ваши повадки. Вы нежитесь в прериях, как бизоны на солнце. Жарите себе грудинку и так, между прочим, ловите бобров. Вот это жизнь! Потом тащите сюда капканы. Это от лени! В сумасшедший дом вас! В сумасшедший дом!

– Кто это стал бесчестным плутом – ты или мы? Мы невинны, как ангелы. Индейцы нас не душат процентами и процентами с процентов, а угощают по-королевски – жареным мясом. Разве мы не приносили много раз тебе отличные бобровые шкуры? За что же ты хочешь отправить нас в сумасшедший дом?

Адамсон, который вместе с Матотаупой все слышал, сделал нетерпеливый жест рукой.