Опасливо — не запачкать бы ковер просоленными на весеннем московском тротуаре шузами — мы проследовали в указанном направлении и стали присматриваться к галерее бутылок, выстроившихся над белым баром. Эльдар, оказавшийся у стойки между мною и похожим на кутюрье персонажем с четко оформленной платиновой щетиной, вдруг состроил не характерную для него гримасу и сказал мне на ухо:
— Брателло, мы, похоже, не по адресу.
— Да ладно тебе, нормальная берлога, вон у них тут даже гордон наличествует…
— Пошли, пошли отсюда, старина, — он чуть не силой вытолкнул меня обратно — мимо статного блондина, в высокие белые двери, вниз по гнутой белой лестнице, — и вот мы уже под давешней кокетливой вывеской в переулке у Тверской.
— Ты чего, Эльдар?
— Да там… Понимаешь, это чмо небритое меня за задницу стало пощипывать. А я, дорогой, сегодня не в настроении.
В следующий раз, опять после ночной, наткнувшись на не очень чистый снаружи экскурсионный «икарус», мы решили не рисковать. Переглянулись, прихватили в соседнем ларьке по бутыли балтики-однерки и, забыв о предрассудках, купили билеты по 60 рублей на лицо. Не повеселимся, так подремлем.
Не успели сорвать пробки, как на соседних сиденьях пристроились две юные дамы. Отчасти от скуки, а больше от желания зачем-то произвести впечатление на неожиданных утренних дев, мы взялись приставать к бедной экскурсоводихе с дурацкими вопросами типа "А Иван Грозный за вождение кобылы в нетрезвом виде сразу главу сносил или сначала в лубянские подвалы заточал?" или "А на кой Лужку храм Христа на Бассейне, когда есть уже Спас на Крови?"
Последний идиотизм попал в точку: девушки оказались питерскими. Света и Таня, родные сестры, приехали в Москву развлечься на денек.
Водитель и экскурсовод попались исключительно добросовестные и ни в какую не согласились сократить программу ради двух болванов, у которых к девяти утра, видите ли, кончилось пиво. Поэтому честное стояние в пробках перемежалось с обязательной выгрузкой на Воробьёвых горах и у Шуховской башни, походами в Новодевичий и на Ваганьковское, после которых, наконец, наступила свобода. И с ней взрывная — чтоб не уснуть — смесь свежевыжатых грейпфрутов и лимонов, пешая прогулка по Кузнецкому мосту и вечерние проводы сестренок с Ленинградского вокзала, в результате которых мы с Эльдаром обнаружили себя в ночном экспрессе, мчащемся на север. В одном купе со Светой и Таней.
Утренний кофе со сладостями напротив Казанского собора, и жасминное чаепитие с не пожелтевшими еще фотографиями и гулкой гитарой в Светиной квартире, и снова прогулка, на этот раз быстрым катером по промозглой Неве, и снова экспресс "Красная стрела", но уже обратно, в Москву, где нас с Эльдаром с нетерпением ждала очередная ночь на бессонном посту.
Оказалось, Свету в Питере знает каждая вторая мать: она была известным в городе детским психоаналитиком. По этой причине через год или полтора один оксфордский колледж пригласил ее выступить на семинаре. У Эльдара на тот момент случился очередной роман, а я к тому времени уже переселился в Лондон, так что ночь по дороге в цитадель науки Света провела у меня. Даже не у меня, а в некотором роде со мной: кровать в моей квартире была одна, зато широкая, так что спали мы под общим одеялом, тщательно отвернувшись друг от друга и всеми силами пытаясь не аннексировать зону отчуждения посредине.
Тогда же у меня появился привезенный Светой фоторассказ о нашем случайном питерском приключении со старательными, почти по-детски округлыми подписями. Сотворила его романтичная Таня, младшая Светина сестра.
Я с самого момента знакомства говорил им, что уже и разведен, и почти снова женат, и даже показывал портрет будущей невесты, и сестры восхищались ее фотогеничностью, но я, видимо, был не очень убедителен, потому что потом, когда я их познакомил с ней лично, Таня слегла в больницу с каким-то серьезным расстройством нервной системы.
— Просто некоторые без ума от хвостатых, — грустно Света. Она была хоть и детским, но все-таки психоаналитиком, так что в таких делах, видимо, разбиралась. Эльдара они с сестрой называли Остроглазым, а меня — Хвостатым.
С мужиком в пивоварне мы проговорили часа четыре и разошлись, пожав друг другу руки, но так и не представившись. Это и есть уйти по-английски.
Студент-подводник
— Ты, Яшка, в зеркало давно смотрелся? — возмущался красавчик Армен. — Что девки в тебе нашли!
— Не суетись, Ара, — отвечал Михеич Ким, ровными, механическими движениями ладони оглаживая свою идеальную, волосок к волоску, причёску цвета воронова крыла. — Хочешь, чтоб и тебя любили, — давай тебе ногу сломаем. Или обрезание сделаем. Русская баба — она существо жалостливое. Генетика, понимать надо!