Топографический кретин

Играли на ногах: Гоша ещё не выклянчил коньки у родителей, а Яша даже и не клянчил, потому что всё равно не умел на них кататься и даже учиться почему-то не хотел. И тут пришли большие пацаны, и друзьям пришлось сдвинуться в угол, так как оккупанты сначала просто носились по льду, как оглашенные, и специально тормозили так, что в Яшу с Гошей летели снопы острых ледяных брызг, а потом начали отрабатывать щелчки.

— Яша, сзади! — страшным голосом взревел Гоша.

Яша обернулся — и увидел шайбу. Она летела ему точно в лицо.

Он потом так и не смог объяснить ни себе, ни другу, откуда взялось время на то, чтобы осознать происходящее, бросить клюшку на лёд, низко присесть и, распрямившись, как пружина, перемахнуть через бортик, а потом снова опуститься на коленки, — и только тогда услышать густой, чёрный удар прессованного каучука о вздрогнувшую от такого коварства дощатую стенку.

Вот и теперь кулак моряка как сквозь воду скользил. Время замедлилось. Тетива катапульты разжалась, и страшный снаряд начал движение по незамысловатой траектории, упиравшейся Якову аккурат в подбородок.

И боец молодой

Вдруг поник головой:

Комсомольское сердце пробито,

— возопил в голове Краснознамённый хор Советской армии и Военно-морского флота имени Александрова, и Яков решил, что от груза ответственности пора избавляться. Он не бежал, нет: это было бы недостойно, да и некуда, если честно. Наоборот, расправил плечи и выпрямил позвоночник. И стал сантиметров на семь выше. Ерунда, подводника этим не запугать, но кулак приземлился не на лицо и даже не на шею, а где-то между ключиц — больно, конечно, но не смертельно.

Законы физики в очередной раз доказали свою универсальность: потенциальная энергия трансформировалась в кинетическую, и более лёгкое тело, соприкоснувшись с более тяжёлым, совершило перемещение в направлении, противоположном столкновению.

Тело Якова, состоявшее из костей и не желавшее их лишаться, уселось на кровать и возвращаться в исходное положение больше не собиралось. Более лёгкое тело поняло: добродетели могут быть не только приятными и иногда ещё и полезными; случается, что они вредны, а порой и опасны для здоровья. Причём, что особенно обидно, — для здоровья их же собственного добродетельного носителя.

— Александр, прекратить немедленно! Быстро в свою комнату, пока комендант не застукал! У тебя уже два предупреждения! На вокзале жить собираешься?

Этот рёв стал для Якова доброй вестью. Вопил повисший на страшном мужике маленький пышногрудый четверокурсник Мотя Корнев, с которого общага пылинки сдувала, потому что он был председателем студсовета и ведал вопросами расселения.

— А ты! Рехнулся, да? — выпроводив подводника со свисающими ошмётками тельняшки, Мотя набросился на Якова. — Да тебя прямо сейчас из универа отчислять надо!

— За что? — Яков, представив реакцию родителей, передёрнулся. — За что, Мотя?

— За хроническую неуспеваемость, тундра!

Он путает, подумал Яков. Тундра тут сегодня не я. Но сказал другое:

— Так я… Я ещё ни одного экзамена не завалил… У меня ещё даже ни одной сессии не было…

— За будущую хроническую неуспеваемость! Мозгов-то у тебя совсем нету, а без мозгов как учиться?

— Почему это у меня мозгов нету? Я на вступительных девятнадцать баллов набрал из двадцати!

— Ага, Веня тоже говорит, что мужчина, потому что два раза с классом в поход ходил!

— При чём тут Веня? — обиделся Яков.

— При том! Были б у тебя мозги — не попёр бы на Молоха с кулаками!

— Да не пёр я ни на кого ни с какими кулаками!

— Да я вижу, что не пёр, а то б я с тобой не здесь сейчас разговаривал, а через дорогу, в травмпункте, — вдруг оттаял председатель. И добавил, обращаясь уже ко всем: — Увидите Молоха, особенно когда он выпимши, — прячьтесь. Тихо-тихо, чтоб он вас не заметил.

И уже уходя, пробурчал:

— Только не пытайтесь на замок закрываться: у него, сука, слух, как у эхолота, щелчок услышит — меняй потом за вами косяки…

В прятки с подводником играли всей общагой. И во время первой для Якова сессии, видно, устав от догонялок, Молох очень профессионально отловил своих жертв скопом, как стая дельфинов отлавливает макрель.

К экзаменам народ готовился не в бардаке своих комнат, в которых всегда присутствовали отвлекающие факторы — кто-то, подпевая дурным голосом, слушал расхлябанный магнитофон, кто-то, чавкая и утираясь, уминал добытое правдами и неправдами пропитание, кто-то, всхлипывая и постанывая, занимался вообще невесть чем, — а в учебках, специальных классных комнатах, которых, как и туалетов, имелось по одной на этаж.

В учебке четвертого этажа той ночью собралось человек пятнадцать. Юноши и девушки с разных курсов шуршали книжками, конспектами и шпаргалками и запивали знания остывшим сладким чаем, от которого на поверхности чашек, утянутых из профилактория на втором этаже, оставался плохо смываемый коричневый налёт.

— Внимание, — громко прошептал кто-то. — Не вертите головами, снаружи Молох.