Топографический кретин

И трактир этот в фахверковом доме, таком старом, что приходится кланяться, чтобы войти в почерневший от времени дверной проем. И дубовая стойка, и тяжеленная мебель, и огромный камин, в котором можно сидеть: в нем есть стул и стол на одного и висит полный набор чугунных кочерег, и от этого камин похож на пыточную камеру, но не страшную, потому что огонь в нем еще не горит. Огонь разожгут потом, когда мы, промокнув под внезапным дождем в зеленом лабиринте у древнего замка, побежим в убежище и найдем его в другой пивной, которая, как выяснится, служила еще Генриху VIII, у которого было шесть жен, и одна из них — та, что родила королеву-девственницу Елизавету I, — до замужества жила как раз в том замке с лабиринтом.

И об охотничьем прошлом заимки у замка будет напоминать оленья голова над баром, в смеющийся рот которой кто-то давным-давно сунул незажженную сигарету, да так и забыл ее там, а прямо напротив головы, у уютно потрескивающего огня, будут стоять два — о чудо! — незанятых кресла, и мы устроимся в них, и бармен принесет нам наше пиво и, показав на горку каштанов на полу у камина, скажет:

— Не стесняйтесь, берите, сколько хотите, мы еще насобираем, у нас здесь каштановый рай.

И он научит нас жарить их на этом огне, и мы станем протыкать специальной вилкой их жесткую кожуру, чтобы каштаны не взорвались в камине, как яйца в микроволновке, и вкусом они будут напоминать запеченную в костре колхозную картошку, только послаще, а потом, когда совсем стемнеет, мы поедем домой, и сплетение ветвей над дорогой будет казаться сводом склепа, и она прижмется ко мне и полушутя-полусерьезно спросит:

— Как ты думаешь, в этом лесу живут эльфы?

А потом, добравшись до дома, мы свернемся на диване теплым двухголовым существом и вспомним, как, объевшись каштанов, я умудрился отломать подлокотник кресла, в котором, возможно, нежился еще Генрих VIII, умаявшись от шести своих жен.

И ты засмеешься счастливо, и поцелуешь меня, и скажешь:

— Вечно ты все ломаешь.

Что правда, то правда.

Кавказский синдром

Угол атаки

У дивана валялся надоевший Платонов, на диване валялся недоевший Яков. Полчаса назад он не доел рыбную кулебяку, купленную в ларьке вчера вечером, а уже сегодня показавшуюся сильно несвежей. Яков подбросил продукт ничейным котам, захаживающим во двор с регулярной инспекцией, но они не оценили столь мощной подачи, и теперь пирог валялся за окном.

Диван, с которого Яков наблюдал мир, находился, как и вся съёмная однушка, на первом этаже, раскорячился вплотную к батарее: так теплее зимой. Но сейчас было лето, окно приоткрыто. Прямо под ним, на узкой буро-зелёной клумбе, огороженной грязно выбеленной железобетонной оградкой, — кулебяка. В десяти шагах от неё — подъезд с лавочкой неизбывных бабулек, глуховатых и оттого неприлично громко перемывающих косточки отсутствующим товаркам.

Хорошо, что коты не сдали меня, подумал Яков, а то вовек бы не отмазался от этого неформального домкома по поводу загрязнения среды, окружающей дом образцовой культуры и быта. В том, что его девятиэтажка носит это гордое звание, Яков удостоверялся всякий раз, когда сворачивал с улицы во двор — по узкой, но весьма убедительно протоптанной дорожке, пересекавшей газон по диагонали. Тропка, желтовато-серая летом и влажно чавкающая зимой, огибала угол панельки, на котором радостная табличка про культуру соседствовала с более серьёзной: «По газонам не ходить!»

Палево-рыжий кот, похожий на маленького ободранного леопарда, обнюхал огромную, почти с него ростом, кулебяку, брезгливо дёрнул задней левой лапой и присел у вялого кустика. С секунду примерялся взглядом, а потом, упруго разжавшись, выстрелил собой Якову в лицо — тот едва успел отпрянуть, чертыхнувшись. Зря ругался: коту нужна была не его физиономия, а его подоконник.

Приземлившись на внешний карниз, он резво засеменил передними лапами и одновременно попытался сгруппироваться, чтобы подтянуть задние. Когти царапали и без того облупленную краску, но зацепиться за металлическую поверхность не могли. Яков подумал было протянуть руку помощи, но потом решил, что природа сама разберётся, да и кошак был слишком уж облезлый, со следами лишая по всей поверхности, включая морду, — к прикосновениям, в общем, не слишком располагал.

Через несколько судорожных мгновений, так и не сумев зафиксировать туловище на карнизе, животное разочарованно мявкнуло и обвалилось в куст. Из него с визгом вылетели воробьи, открывшие для себя кулебяку. Где-то рядом из другого открытого окна неразборчиво верещало радио. Облако удовлетворённо сползало с солнца. Хотелось есть. Бабки у подъезда продолжали сплетничать.