Топографический кретин

— Это относится только к физическим недостаткам? — отрывался от «Нового мира» интеллектуал Гусси.

— Да, — отрезал Михеич. — Если бы принимались в расчёт умственные, тебе в донжуанстве не было бы равных.

Яков и сам понимал, что всеобщей любовью пользуется не вполне заслуженно, что отчасти дело в ещё не успевшем забыться эксперименте с монументальной колхозной печкой и облупленной алюминиевой кружкой, доверху наполненной бензином. Что именно поэтому с ним, зелёным первокурсником, не гнушаются здороваться даже старожилы общаги, а уж девушки и вовсе обхаживают как родного.

Своей внезапной известностью он теперь напоминал себе своего отца, любая прогулка с которым по улицам родного города превращалась в череду рукопожатий.

— Кто это? — интересовался маленький Яша после обмена любезностями с тридцать восьмым или тридцать девятым прохожим подряд.

— Спроси что-нибудь полегче, — тихо отвечал папа, а сам в это время уже улыбался следующему встречному, тянущему к нему правую руку.

Похожая ситуация случилась и с самим Яковом через пару недель после возвращения из таёжно-картофельной глуши. Он шёл по коридору общаги, ещё не решив, куда заглянуть для начала — в учебку или в туалет, — и тут ему в рукав мёртвой хваткой впилась какая-то расхристанная девица. Неприбранное лицо было Якову смутно знакомым, откуда-то всплыл в голове то ли Иркутск, то ли Якутск, но имени её он точно не знал. Этого, впрочем, от него и не требовалось.

— Яшенька, дорогой, ну наконец-то! — затараторила девица, будто давно уже его здесь подкарауливала, но представиться не подумала. — Вот уж кто нам поможет! Ведь поможешь, Яша, правда?

Яков кивнул: одной из своих несомненных добродетелей он считал неспособность отказать девушке, пусть и не вполне знакомой и даже не слишком красивой.

Снегопад, снегопад,

Если женщина просит,

— начал у него в голове акцент Нани Брегвадзе, но допеть не успел: девица как-то очень сноровисто втянула его в дверь. — Ну вот, пожалуйста, Яша, полюбуйся!

Любоваться, в общем, было особенно нечем. Типичная женская комната: всюду фотографии в дурацких рамочках, кисточки и рюши на шторках, не сильно ещё увядший оранжевый тюльпан в чисто вымытой кефирной бутылке на белой кружевной салфетке. Хозяйки стоят по стойке «вольно», лица зарёваны, на щеках мокрые дорожки. И тут же причина коллективного плача ярославен — мясистый красномордый мужчина в тельняшке. Сидит, как падишах, на аккуратно заправленной кровати, смял толстым локтем мягкую подушечку в расшитой вензельками нежно-лазоревой вьетнамской наволочке, поливает бедных девушек такими словами, что даже Шуцык зажмурился бы.

— Ну вот как, — вопросительно резюмировала та, что просила помощи, и замерла в ожидании.

Падишах обернулся к ней:

— А ты, йоп, ваще чеши в свою тундру замёрзших мамонтёнков открытым способом добывать.

Точно из Якутска, удовлетворённо подумал Яков — и тут же осознал весь кошмар возложенной на него ответственности. Ответственность была столь масштабной, что он даже пригнулся под ней. Но — только в душе, а снаружи постарался этого не показывать.

Моргнул, стряхивая липкое оцепенение, и предстал пред неизвестным, как лист перед травой.

— Простите, уважаемый, — начал Яков, ещё не зная, чем закончить.

— Эт-то ишо хто? — в него уставились очень красные глаза и очень толстый, сильно указательный палец.

— Это Яков, — представила якутянка. — Сейчас он тебе всё объяснит. Давай, Яша.

Яков недоумённо посмотрел на неё, как будто первый раз увидел. Она кивнула. Он перевёл взгляд на сидящего.

— Я… э… мне кажется, что ваше… э… пребывание в этом помещении представляется… в некотором роде… отнюдь… э… не… желательным?

Освободившись от непосильной ноши, вьетнамская наволочка упруго расправилась — и оказалось, что на ней живёт весёлый разноцветный колибри. Освободив птичку, угнетавшая её десница переместилась к груди мужчины, пальцы нащупали вырез тельняшки и потянули её вниз. Тельняшка оказалась упругой, так что действо слегка затянулось. Затем раздался звук, напоминавший автоматную очередь в сильно замедленном воспроизведении. Или вдумчивый, неторопливый пук.

Из образовавшегося в итоге декольте в сине-серую полоску с рваными краями угрожающе выглянуло большое, бледное, рыжеволосое пузо.

— Да я, йоп… три года… чтобы какая-то, йоп, вша… на подводном, йоп, флоте… военно-йоп-морском…

Сосредоточившись на вычленении смысла из произносимого, Яков пропустил важный для себя момент — когда оратор неожиданно резво поднялся на ноги. Но успел отметить, что его правая рука, покончив с тельняшкой, сжалась в нечеловеческих размеров кулак и стала, как снаряд катапульты, подтягиваться к плечу, находившемуся примерно на уровне Якового носа.

В такие минуты время сжимается. Он знал это не только по фильмам про войну, но и по собственному опыту. Когда-то очень давно, когда ему было лет девять, они с Гошей Рыбиным играли во дворе в хоккей.