Топографический кретин

Но никто ничего не поймет и никто ни о чем не пожалеет. Она просто разденется, постоит немного у зеркала, повернется одним боком, потом другим, оценит бёдра и грудь, потом почистит зубы и нырнет в одну со мной кровать, и если я буду притворяться убедительно и она поверит, что я сплю, то даже, может, чмокнет меня в плечо, а потом отвернется, потихоньку оттянет на себя три четверти одеяла, закроет глаза, улыбнется и мигом заснет.

Отскок. Убийство зеркала. Непредумышленное

На днях — вернее, была ночь, только как сказать? На ночах? Ночью на днях? — в общем, недавно среди ночи расколотил зеркало. Ну, не специально расколотил, так получилось.

А все из-за лиса под окном. Весной запахло, и раздухарилось животное, вопит после заката так, что даже у спящего волосы на подушке шевелятся. Вот и на этот раз часа в два проснулся от этого нечеловеческого (а с чего бы ему быть человеческим?) воя. Поворочался так и эдак — нет, не уснуть.

Открыл окно, залаял на нарушителя ротвейлером — серьезно, я умею, когда прижмет. Тот притих. А у меня уже сна ни в одном глазу. Вспомнил, что на кухне есть сонные пилюли, побрел туда. На обратном пути заметил, как фантастически, золотом, отражается в стоящем на полу узком высоком зеркале свет ночника, прорывающийся через два дверных проема и прихожую между ними. Дай, думаю, сфоткаю.

Так щелкнул, потом так, потом еще вот так. Нет, угол отражения не тот. Начал ворочать зеркало — вправо, влево, вроде поймал ракурс, только наклон осталось подстроить. Вверх, вниз, подальше от стены, поближе к стене… Так хорошо… Отошел к двери, прицелился. И тут зеркало стало заваливаться вперед. Медленно, не торопясь. Поймать — не фиг делать. Но, видимо, снотворное уже начало действовать, рука пары сантиметров не дотянулась до рамы, и с мягким "у-ух", совсем без звона, зеркало легло ничком.

Благодаря мягкости паласа и относительной глубине рамы, осколки не разлетелись по всей комнате, но, думаю, соседи долго не могли понять, с чего это лис сменил голос со своего обычного сексуально-неудовлетворенного визга на утробный и деловитый бас. А это я в полусонном состоянии орудовал среди ночи пылесосом. Не одному ж страдать.

Она уснет легко и воздушно, а я буду вращаться, как вентилятор, и, как какой-нибудь недоделанный Чернышевский, задавать себе два проклятых вопроса: кто виноват? и: что делать? И не буду находить ни одного ответа, и буду чувствовать тепло ее тела, и буду желать ее невыносимо и безответно, и снова пообещаю себе перестать опекать ее, как наседка, дать ей свободу, дать ей понять, что мне нет до нее дела, поклянусь засунуть в задницу ненужную свою страсть и не мучить ее расспросами…

Я не буду звонить и не буду писать,

Моя нежность к тебе не пробьется.

Я сумею простить, попытаюсь понять -

Боже, что мне еще остается.

И я тоже усну наконец, но сначала прикоснусь губами к ее правой лопатке — легко-легко, чтобы не разбудить. Ведь она спит. Или тоже делает вид? Что ж мы притворяемся друг перед другом, в кого мы превратились?