Топографический кретин

— Видишь, Настенька, что я тебе говогил! — Денис картинно заложил свой небольшой большой палец за отворот свитера: пиджаки, несмотря на социальную крутизну, он носил редко. — Купились медиаимпегиалисты! Мы не можем ждать милостей от мигового капитала, взять их у него — наша задача!

Брызгалин гордо именовал свой бизнес первой частной радиостанцией если не всего Советского Союза, то уж точно советского Дальнего Востока. Первая непервая, но силёнок на всё пока не хватало, так что лежащий перед ним сейчас факс изрядно добавил радиовладельцу оптимизма.

— Ну просто все довольны, все смеются, — по привычке скептически, но тоже улыбаясь, ответила Синьора.

— А почему нет? — возразил шеф уже своим обычным голосом. — Нарисовалась полная взаимовыгода. Мы теперь можем официально называть себя творческим партнёром раскрученной на всю планету фирмы, повышать статус и уделывать конкурентов, а заодно затыкать дыры в эфире заокеанским продуктом, разве не так? Так. А буржуи получают возможность распространять свои буржуинские козни аж до самых до окраин, так? Так. Или не так, а, старина Яков?

— Так, — подтвердил Яков, опасаясь, что сейчас придётся выпить за успех предприятия. И, чтобы предупредить тост, снова взял бумагу в руки. — Они ещё обещают поставить нам тарелку, чтобы снимать передачи со спутника в реальном времени.

— Ага, и во сколько нам это станет? — подозрительно прищурилась Синьора.

— Ни во сколько, — ответил Яков. — Нульц рублей зеро копеек.

— Счета оплачивает правительство Ю-эс-оф-эй, оно же администрация президента Билли, оно же дяденька Сэм, оно же государственный де-мать-его-партамент, — удовлетворённо резюмировал Брызгалин.

Яков слегка расслабился: угроза тоста миновала.

— А коли взвоет обременённый американский налогоплательщик, что, мол, возложили на него непосильную ношу заокеанского вещания, так они дорогого Джорджа нашего Сороса подоят, им не впервой. Ах, Настенька, ну не грешно ли сомневаться в бескорыстности америкосов! Ты же видела их лица, им этот медиарынок знаешь, как нужен, — продолжал воодушевляться шеф. — Вот за эту их нужду мы сейчас и выпьем!

Спутниковая тарелка маячила пока где-то в отдалённой перспективе, требовала от шефа частых поездок в Москву, министерских согласований и подарков от всей широкой дальневосточной души в виде балыков ценных и очень ценных лососёвых пород, банок кижучёвой икры и неоговоренных сумм наличными.

А творчество заокеанских коллег поставлялось тем временем на далёкую российскую окраину не космическим образом, а по старинке — на магнитофонных кассетах. Набитые ими большие конверты из плотной коричневой бумаги с так любимой всеми пупырчатой подкладкой приходили во Владивосток раз в месяц, и контора прокручивала эти записи в эфире под звучной рубрикой «Вчерашние новости — уже сегодня!»

Кассеты с обеих сторон были оклеены чудовищного дизайна бумажками бледно-облепихового цвета, на которых красовался убогий значок американского радио, но плёнка внутри была — закачаешься: «Maxwell Professional» с очень-очень тёмным, почти чёрным магнитным напылением, поэтому все попытки хозяина создать при конторе архив уже прозвучавших импортных передач натыкались на искреннее непонимание со стороны персонала:

— Какие кассеты? А, эти… Не знаю, может, в студии завалялись?

Но нет, в студии их не было. Не было их также в аппаратной, не было и в немногочисленных кабинетах малого предприятия Дениса Брызгалина. Да и не могло быть. Потому что сразу после прокрутки в эфире плёнка явочным порядком превращалась в предмет неформальной гуманитарной помощи населению и оседала в магнитофонах и плеерах сотрудников конторы.

Разумеется, к этому моменту вместо какой-нибудь политической дискуссии с приглашением разведчиков и диссидентов кассеты уже бодро издавали аккорды «Дип пёпл», а поверх скучного монолога о непреходящем значении Шкловского на них были записаны почти столь же унылые, но куда более клёвые завывания Шклярского.

Штук шесть таких кассет с умеренно тяжёлой музыкой синхронно подпрыгивали сейчас в бардачке «либерты виллы», дожидаясь своей очереди, а ещё одна чирикала потихоньку сиропным голосом Аксла Роуза, который соответствовал оказии и не мешал делиться впечатлениями вернувшимся из Китая любимой и её маме. Яков только что встретил их на границе и вёз теперь домой.

Несколько дней разлуки показались вечностью. Он успел заново окунуться в счастливое, поросячье восхищение месяцев, последовавших за знакомством. Успел снова ощутить радость бесшабашного праздника, устроенного в честь дня её рождения, вспомнил даже замысловатую причёску, которую навернули ей в тот тёплый сентябрьский день в одном из двух первых в городе салонов красоты. Он опять испытал липкий ужас, в который погрузился во время её почти состоявшегося ухода, и восторг от того, что почти всё-таки не считается.