Он успел соскучиться так, будто не видел её долгие годы, но теперь всё позади, её рука на его колене, его нога на педали газа, в багажнике подарки, в динамиках баллада, под полом привычная канонада дырявого глушителя, под колёсами на удивление прямая и гладкая дорога, гудит под шипованной резиной почему-то совершенно не заснеженный асфальт, и на спидометре 160, и впереди ещё добрая сотня километров, и… полосатый жезл…
И уже нет.
Привиделось?
— Кажется, там гаишник стоял, — тихо сказала мама любимой. — Кажется, с радаром.
— Кажется, — согласился Яков, нажимая на тормоз.
— Какая у нас была скорость? — спросила любимая.
— Сейчас узнаем, — и он включил заднюю передачу.
Когда они поравнялись с патрульной машиной, немолодой усач крикнул в рацию:
— Отставить перехват! — и не подошёл к ним, а подпрыгнул. — Ты охренел, шóфер?!
Что-то Якову подсказывало, что старлей пребывает в изрядном возбуждении. И что причина этого возбуждения — именно он, Яков. И что именно ему, Якову, это ничего хорошего не сулит.
— Ты знаешь, с какой скоростью пёр?! А сколько тут разрешено, в курсе?! Да ты же не расплатишься!!!
— Какие деньги, командир! — заорал в ответ Яков от страха. — Я в командировке, на спецзадании, прямо с границы!
— На каком, к хренам, задании! — старлея сбить с толку оказалось непросто. Видимо, давно здесь промышляет, всякого наслушался. — Документы давай, пограничник хренов!
Отступать было некуда: сумма штрафа в пересчёте с километров в час на отечественные, пусть и не конвертируемые, но трудно заработанные рубли превышала арифметические способности Якова, и он отдавал себе отчёт в том, что рассчитаться сможет, только объявив самому себе полный дефолт. Гаишник тоже это понимал, потому и приплясывал на месте, как святой Витт на грот-мачте пиратского клипера.
— Вот на каком! — вместо водительского удостоверения Яков выхватил из кармана пухлую малиновую корочку с золотым тиснением «Пресса». И пока офицер всматривался в её внутренности, достал из магнитофона кассету. — И вот ещё на каком!
— Войс оф Америка, — прочёл старлей латиницу на облепиховой наклейке.
— Вот именно! — пригвоздил Яков. — Вот ты, командир, не то что другие, в английском сечёшь, в политике, наверное, тоже шаришь! В курсе, что там китайцы в Пограничном устроили?
— Что? — глаза с розовыми прожилками впились Якову в лицо, рот под широкой полосой усов полураскрылся и застыл. Мент ещё больше сделался похож на имбецила.
— Вот именно, что! — Яков продолжал орать, как перепуганный (каковым, собственно, и был), и вращал зенками, насколько позволяли глазницы: подсознание подсказывало, что снижать уровень напряжения психопатического диалога никак нельзя. — А я видишь, кто?
— Кто?!
Яков понял: ещё слово — и гаишник пустит слюну.
— А я, командир, — журналист! Ты вот газеты читаешь, Сванидзе по телику смотришь — представляешь, что со мной будет, если конкуренты раньше меня успеют?! Ты разве сможешь уступить сопернику?
Офицер обескуражено помотал ушастой головой. Цигейковая шапка сдвинулась набок. Кокарда съехала со лба и остановилась над аккуратно подстриженной седеющей бакенбардой.
— Подожди ты со своей сванидзей, что там китайцы?!
— Да некогда, командир! Отпускай меня поскорей и слушай радио! Вот, частота здесь указана! — он выхватил у мента своё удостоверение, сунул взамен визитку, не переставая орать. — Телефон тоже! Позвонишь! Закажешь! Песню! В эфире прокрутим — без вопросов! Кто бы ни взял трубку! На меня сошлёшься! И всё!
— И всё?
— Вот именно! И всё! Моё имя на визитке! Как фамилия?
— Чьё, моё? Старший лейтенант дорожно-патрульной службы Мищенко!
— Давай, командир Мищенко, удачи тебе, — Яков сбавил напор: начинало сдавать горло.
— Ну, давай, брат, и тебе тоже, брат… Ты всё-таки не гони так, короче… Я, конечно, отмаякую постам, чтоб, короче, не стопарили, но сам ведь заешь…
— Да, конечно. Спасибо, старший лейтенант, я постараюсь. И про песню не забудь, позвони обязательно!
— Так у нас это…
Яков уже тронулся: надо смываться, пока он не пришёл в себя. Но скорость пока не набирал, это было бы неуважением. Гаишник семенил вдоль обочины.
— У нас там это… межгород у нас заблокирован, короче… Можно я прям щас закажу?
— Давай, я запомню, — разрешил Яков. — Что за песня?
— Белый орёл. Ах, какая женщина, — сказал Мищенко и проводил тоскующим взглядом «либерту виллу», на заднем сиденье которой улыбалась чему-то своему мама Яшиной любимой.
12 февраля
Накатался до опупения. Завтра поеду куда-нибудь еще, а на сегодня хватит. Припарковался у деревенской пивоварни, сижу, думаю: замахнуть свеженького или не стоит?