Тополь

Услышав мои слова, вельможи замешкались, все кроме одного. Хранитель порядка, советник Килох выделился из общей кучи, похромал ко мне и заговорил так, будто выражал общее мнение.

«Владыка, – обратился он к правителю Утеса. – Вы должны бы осудить этого молодого человека. Он заточил у себя известного в землях Кимра целителя и приехал к нам под видом своего пленника. Вы должны бы осудить его, но прошу вас, не делайте этого. Его вина не вызывает у нас ни тени сомнения, однако подумайте, чем был вызван этот поступок: желанием насолить более успешному собрату по врачеванию? Внезапной возможностью блеснуть своим умением перед высшими людьми Утеса? Нет, ни в коем случае. Я убежден, что этот юный лекарь пошел на такой отчаянный шаг, потому как жаждал помочь тяжкой хвори дочери своего владыки и, чувствуя в себе силы сделать это, боялся довериться врачевателю-иноземцу. Да, быть может, справился бы и тот, но разве сумел бы он подойти к делу с таким рвением и любовью, как этот молодой утесец, чьего деда мы все вспоминаем с почтением. Я полагаю, что с этого часа с не меньшим почтением мы должны отнестись и к внуку. С почтением не только к его способностям, но также к смелости и честности. Именно честности, ибо он пользовался личиной другого лишь столько, сколько было нужно для выполнения его благородной задачи, а после сразу же сознался в подлоге. Простите мне мою дерзость, владыка, но если вы осудите этого преданного Утесу юношу, то осудите и меня вместе с ним».

Бран остановился. Он потянулся к столу и налил себе немного вина. Нынешний верховный лекарь никогда не говорил попусту и теперь целью его повествования были далеко не только воспоминания и хвастовство. Я пытался прочесть замыслы друга детства, а меж тем его рассказ нравился мне все меньше с каждой песчинкой безучастно полнящей нижнюю чашу размашистых часов над камином.

– Выпад Килоха удался всецело, – продолжил Бран. – Моя выходка подарила ему блестящую возможность разгромить соперников. Каждый из сановников пожал мне руку, а владыка обнял, как сына. То, что я остаюсь в его доме в качестве семейного лекаря, было уже делом решенным. Заезжего врачевателя всадники той же ночью извлекли с моего чердака. Ему слегка подровняли мечами пряди, чтобы унять возмущение, и снарядили в обратный путь. На следующий день хранитель порядка пригласил меня в ратушу. Вначале говорили о вещах общих, и быстро выяснилось, что мы с ним схоже смотрим на будущее Утеса. Затем перешли к сути. Как я и догадывался, он понял, что мне знакомы его дела. И как догадываешься ты, Килох предложил и дальше способствовать моему продвижению в обмен на поддержку: теперь я жил у Брохвела и располагал возможностью замечать то, что нужно было заметить.

– И ты согласился, – мрачно заключил я.

– Да, Арф. Когда один обращает внимание на то, что другой обзавелся дворцом, это всегда подразумевает, что первому хочется знать, как второй им обзавелся. Я ответил тебе как. К тому же тебя наверняка волновал вопрос, чем я занимался эти годы.

– Как давно ты женат?

Я спросил нарочито бесстрастно, будто не был знаком с супругой лекаря, и тут же пожалел об этом, ощутив, что Бран понимает, почему я задал вопрос именно так.

– Через семь недель как раз будет год и день, – ответил лекарь. – У нас с Адерин есть странная мысль – устроить в это число небольшое празднество. Могу ли я надеяться, что ты почтишь наш дом своим присутствием?

– Можешь.

– Ты, по всей видимости, гадаешь, почему моей жены не было с нами за ужином? Она гостит у отца.

– А, живчик-глашатай. Как его здоровье?

– Хватит на нас двоих, – улыбнулся Бран. – Адерин – его единственный ребенок, и, как тебе известно, ее жизнь он ценит куда выше собственной, поэтому я не в силах отказывать ему время от времени видеться с дочерью.

– Похоже, он даже слишком дорожит ею, что так долго не отпускал замуж.

– Просто ей было сложно подыскать достойного жениха.

Я устремил свой взгляд на Брана и догадался, что тот тоже смотрит мне в глаза. До этого верховный лекарь лишь разминался, но теперь уже почти неприкрыто кольнул меня.

– Кстати, – бросил Бран. – Тебе, пожалуй, будет занятно знать, что наш брак сочетал твой собрат.

– Глин?! – встрепенулся я, еще не вполне осознав всю важность произнесенных слов. – Впрочем, я уже слышал о нем.

– И, вероятно, негусто, – предположил лекарь.

– Мне сказали, что он прослужил на Утесе три года и скончался от удара. Ты был знаком с ним?

– Мельком. По делам нелечебным наши пути почти не пересекались. Что же до здоровья, Глин появился на Утесе, когда я уже стал верховным лекарем, поэтому ко мне за помощью обратиться он не смог бы. Его врачевал один из моих подопечных.

– А чем он болел?

– Поначалу ничего особенно не наблюдалось. Он часто и тяжело простужался, что водится за многими приезжими, но, как выяснилось впоследствии, его тело скрывало и больший недуг: у Глина было никудышное сердце, а его врачеватель, к прискорбию, обнаружил это слишком поздно.

– Хочешь сказать, на его смерть не повлияли никакие внешние обстоятельства?