Тополя нашей юности

Лизу окружили и разглядывали, как какого-то зверька. Яше стало обидно.

— Пленных не бьют, — сказал он твердо. — Ее нужно отпустить. Бой уже кончился.

— Это же его невеста. Гы-гы-гы! — заржал Аркадий Понедельник. — Они еще с первого класса шепчутся.

Кровь ударила Яше в лицо, и он уже не помнил себя. Он схватил Аркадия за грудь, и они оба покатились по земле. Яша немилосердно дубасил Аркадия по чему попало. Мальчишки бросились их разнимать. Лиза стояла с белым как полотно лицом.

— А ты беги отсюда, — закричал на Лизу Алеша. — Чего глаза вытаращила?

Лиза побежала. Она не успела отбежать и десяти шагов, как Алеша приказал Колошкану:

— Пальни по ней из рогатки. Будет знать, как бегать с мальчишками.

— С девчатами я не воюю. — Колошкан при всех спрятал свою рогатку в карман.

Лиза, отбежав, что-то кричала и угрожала. Но ее слов нельзя было разобрать.

Еще никогда такого не было, чтобы Колошкан не выполнил Алешиного приказа. Все притихли и ждали, что будет делать Тарабан. Но он молчал. Он, наверно, сам чувствовал, что ведет себя не так, как нужно.

Победа была невеселая. Не успели разбить первомайцев, как сами перессорились. Понедельник хныкал и угрожал Яше. Колошкан стоял надувшись. Никаких трофеев, которыми можно было бы гордиться, Слободка не взяла.

— Будем купаться, — сказал Алеша. — Теперь они сюда и носа не покажут.

Но купанье никого не развеселило. Мальчишки бултыхались в воде как неживые. Никто не хотел нырять, не брызгался и не визжал. Никогда, может, во время купанья не было возле Титовой сажалки так тихо. Рыжий Алеша видел: нужно что-то сделать, чтоб войско повеселело. Но что сделать, он не знал…

В это время Змитрок Колошкан, который первый полез на берег, нечаянно сбросил в воду Алешину одежду. Штаны Тарабана сразу потонули — в карманах было полно разных железок, а фуражка без козырька поплыла по волнам. Голый Тарабан бросился на Змитрока. В это время он, наверно, совсем забыл о том, что Колошкан — командир полка. Он лупцевал его безо всякой жалости. Всю свою злость Алеша выместил на Колошкане. Змитрок не плакал. Он молча вытер кровь, льющуюся из разбитого носа, и надел свои рваные штаны.

— Ты еще попомнишь меня, Тарабан, — сказал он. — Воюй теперь один. Целуйся со своим Понедельником.

Колошкан пошел. Мальчишки чувствовали себя неловко. Они видели, что Алеша обидел Змитрока напрасно. Но никто за него не заступился. Все молчали, потому что боялись рыжего Алеши.

— Очень уж воображать стал, — сказал Тарабан про Змитрока. — Не слушается. Не нужно мне таких.

Алеше поддакнул только Аркадий Понедельник. Ребята молча поплелись домой. Первомайку разбили, но никакой радости не было. Яша шел от сажалки скучный и мрачный. Его душа противилась порядку, который установил в своем войске рыжий Алеша. Он делал что хотел и никогда ни с кем не считался. Он унижал всех, кто сам шел за ним. В прошлом году он так же избил Яшу, и никто его тогда не защитил. Перед глазами Яши вставало растерянное лицо Лизы. «Может, и действительно ее не нужно было брать в плен, — думал он. — Она так просилась. Этот глупый Тарабан хотел ее еще избить. А Змитрок молодец, не послушал Тарабана…»

На следующий день в Титовой сажалке плавала дохлая кошка. Яша сразу догадался, кто ее туда бросил, и на сердце у него стало легче. Это сделала, конечно, Лиза. Она по-своему отомстила и Яше, и рыжему Алеше за свое вчерашнее унижение. Но Яша не обижался на Лизу. Она все-таки здорово придумала. Пусть теперь Тарабан кусает себе локти. Целый месяц готовились к бою, победили Первомайку, а в сажалке все равно купаться нельзя. Ведь никто не полезет в воду, где плавает эта вонючая кошка.

Тарабан угрожал Первомайке, белоголовому Косте, обещал стереть его в порошок, а Яша только улыбался. Он знал, что Костя здесь ни при чем. Колошкан к сажалке совсем не пришел, и Алеша назначил новым командиром полка Терешку Лузаника.

10

Стадо, в котором коровы пробили Рогуле бок, гонял на пастбище глухой Пепа. Нужно было кричать ему в самое ухо, чтобы он хоть что-нибудь услыхал. Может, и Рогуля пострадала потому, что Пепа не слыхал, как ее бодали другие коровы. Пепу считали дурачком. Одни говорили, что он стал придурковатым от большой науки, другие рассказывали, что ему еще в гражданскую войну разбили голову белополяки. С того времени он и стал слаб разумом. Но в точности об этом никто из мальчишек не знал.

Пепа был высокий, худой, и одежда висела на нем, как на палке. Он всегда виновато улыбался и о чем-то разговаривал сам с собою. Рыжий Алеша никогда не упускал случая посмеяться над Пепой. Как только на улице показывалась длинная, сгорбленная фигура пастуха, Тарабан командовал:

— Пепа, пляши!

И Пепа, неуклюже выбрасывая ноги, плясал. Он выполнял любое желание Алеши, если только мог его выполнить. Пепа мог есть землю, мог лечь лицом в грязь, мог вот так неуклюже плясать. У Яши всегда подступал к горлу какой-то соленый комок, когда он видел, как издевается Тарабан над этим немолодым человеком. Рыжему Алеше, видно, доставляло большое удовольствие, что взрослый Пепа так послушен ему.