Адам сильнее и ловчее меня. Он дальше бросал камни, мог вскарабкаться на самый высокий столб, хорошо свистел в два пальца. В остальном мы мало чем отличались друг от друга. Я любил ходить к Адаму: зимой в их старой хате было теплее и на стене висели часы с нарисованным на циферблате трактором. Адам на год старше меня, поэтому в школу пошел раньше. Но в тот год отец купил ему фабричные коньки, и Адам на букварь особенно не налегал. В первом классе он остался на второй год. Мне это было как раз на руку, — где-то в глубине души меня все же точила зависть: Адам имел и коньки и книжки, а я сидел дома и нянчил меньших братьев.
Таким образом, в первый класс мы с Адамом пошли вместе. Он, на правах старшего, по дороге в школу толковал мне, как держаться с учительницей, и вообще рассказывал о школьных порядках и обычаях.
В третьем классе нас с Адамом оставили на второй год уже двоих. У Адама была причина: он болел желтухой. У меня же причины не было. Просто я не мог, сколько ни бился, освоить таблицу умножения. Она казалась мне скучной и ненужной. Из-за этой таблицы меня и не перевели в четвертый класс.
Как это ни странно, но начиная с нашего совместного второгодничества (Адам — со второго по счету, я — с первого), мы с другом стали учиться очень хорошо и уже в четвертом классе считались первыми учениками. Мы решали самые трудные задачи, заучивали на память самые длинные стихотворения, на немой карте безошибочно показывали все реки и озера. Приохотила нас к науке наша учительница Зося Юрьевна. Какая это была необыкновенная учительница и как интересно она умела рассказывать! О самых скучных вещах — например, о камнях, которых сколько хочешь валяется в поле, — она рассказывала так, что дух захватывало. Она все знала, все умела, веселая Зося Юрьевна: хорошо пела, рисовала, да и сама была необычайно красивая — чернявая ласточка-щебетунья.
Весь год Зося Юрьевна использовала последний урок для чтения книг и разных историй из газет. Какие это были замечательные книги и истории! Мы сидели за партами, боясь пошевельнуться, и никакой дисциплины не надо было наводить — все забывали даже, где находятся. Особенно волновали нас книги о войне и разные рассказы о шпионах. В то время, когда мы учились, даже пионерские газеты очень много писали о том, как школьники задерживают всевозможных диверсантов и нарушителей границы, и Зося Юрьевна не пропускала ни одной такой заметки, чтобы не прочитать ее нам.
Мы — и мальчишки и девчонки — были влюблены в Зосю Юрьевну, и нам было необычайно грустно расставаться с четвертым классом, в котором в тот год не осталось ни одного второгодника. Мы знали, что в пятом классе Зося Юрьевна не учит.
Летом, во время каникул, мы с Адамом купили учебники за пятый класс и совершали частые путешествия в лес. Нам нравилась тишина и настороженность леса, и, должно быть, в глубине души жила надежда, что и на нашу долю выпадет счастье натолкнуться на какого-нибудь шпиона или диверсанта. И вот наконец свершилось. Однажды мы пошли собирать еловые шишки. Возвращаясь домой, увидели очень подозрительного человека, который время от времени сворачивал с дороги и скрывался во ржи. Сомнений быть не могло — шпион! По какой иной причине стал бы этот хорошо одетый человек каждые сто метров сворачивать в рожь, таясь в ней по нескольку минут. Ясно — что-то высматривал, а затем там, во ржи, записывал или заносил на карту. Мы с Адамом жили в районном местечке, расположенном не так далеко от границы, и знали, что у нас есть что вынюхивать. Через местечко проходила железная дорога, были у нас кирпичный завод, мыловарня, сушилка, — разве все это не могло быть интересным для зарубежного шпиона?
Мы решили действовать. Жалко только, что в местечке не было ни погранзаставы, ни даже военной части, куда можно было бы сдать этого опасного типа. Идя за незнакомцем и наблюдая за ним, мы довели его до местечковой улицы и уже не отставали ни на шаг. Не знали мы только, куда нужно прежде всего заявить.
Человек между тем не пошел по главной улице, а свернул в глухой переулок, и это еще больше укрепило нас во мнении, что мы имеем дело с осторожным и хитрым врагом. Петляя переулками, заглядывая в подворотни, неизвестный наконец снова вышел на улицу, но держался ближе к забору, как бы прячась в тени тополей и лип. А улица была пустая — ни души, как это бывает только в летнюю, жаркую, страдную пору. Мы с Адамом прямо-таки горели от возбуждения. Что скажет Зося Юрьевна, когда узнает о нашем подвиге? Как будут смотреть на нас знакомые ребята после того, как все местечко заговорит о шпионе?
Первым учреждением, которое попалось на нашем пути, был народный суд, как раз то, что надо! Я махнул рукой Адаму, чтобы не отставал от незнакомца, сам пулей влетел на крыльцо.
В приемной суда, в разомлелой летней тишине, сидела за столом секретарша с завязанным платочком глазом и копалась в бумагах.
— Шпион! — крикнул я с порога.
Девушка недоуменно взглянула на меня своим единственным глазом, не промолвив в ответ ни слова.