Читаем Тополиный пух: Послевоенная повесть полностью

«Вон отсюда!» — крикнула она и, ударив изо всей силы по столу указкой, побежала к директору.

Начав первый урок и поздравив ребят с началом учебного года, Мария Степановна спросила, знают ли они, кто основал «вечный город…» Она не успела договорить, вернее, назвать этот вечный город Рим, как услышала:

— Юрий Долгорукий!

Сережка захотел блеснуть теми немногими знаниями, которые приобрел летом в деревне из книги о Москве. Учительница сочла, что над ней смеются. «Это только из хулиганства можно Рим с Москвой перепутать». Случилось то же самое, что и в прошлом году, когда ее спросили о том, как первобытные люди шили себе одежду. В секунду покраснев, Мария Степановна закричала:

— Встать!

Сережка поднялся. Она покраснела еще гуще, а голос ее наливался гневом и силой.

— Вон отсюда! Вон! Отправляйся к директору и расскажи ей, как ты сорвал первый урок. Хотя нет… Пойдем вместе…

Выслушав учительницу, Татьяна Николаевна коротко вынесла свое решение:

— За матерью.

Сережка попытался сказать, что он не хотел срывать урока, что он ничего особенного не сделал. Но Татьяна Николаевна еще раз негромко и спокойно повторила:

— За матерью, за матерью…

— Да я же сказал только… — снова начал Сережка, но его уже никто не слушал. Удовлетворенная, Мария Степановна пошла к двери, а вставшая из-за стола руководительница школы легко дотронулась до Сережкиного плеча, выпроваживая его из кабинета.

Сережка шел по улице, минуя дома, переулки, калитки. Проходя мимо большого дома, он присел на скамейку и попытался ни о чем не думать. Достал папиросу. Она была в пачке последней, и потому, наверно, повертев ее, положил обратно.

«Надо бы купить…» — подумал он и пошел к Киевскому вокзалу, где папиросы продавали с рук врассыпную. Однако, оказавшись у вокзала и старательно обшарив карманы своего старенького пиджака, понял, что купить папиросы не удастся — нет денег. Он даже ощупал подкладку в надежде выудить оттуда проскочившую через дырку монету, но все было тщетно.

«Что же делать? Не бежать же домой… Да, кажется, и дома ничего нет… Попросить у тети Наташи — будет спрашивать, зачем деньги. А потом еще начнет допытываться, почему я так рано пришел из школы».

Однако он все-таки направился к дому. Войдя во двор, увидел Японца. «Вот кто даст взаймы». И Сережка направился к нему. Японец достал пригоршню мелочи и, глухо звеня монетами, протянул:

— Бери, сколько нужно…

Они сели на лавочку и начали разговаривать. Сережке так легко стало с этим парнем, что даже не захотелось уходить. Он сидел и слушал, вставляя иногда короткие фразы, словно боялся перебить его. Потом он увидел, как Японец достал из кармана, который называется «пистоном» и который находится под самым животом, лезвие и начал что-то вырезать на лавочке. «А мне тоже надо бы положить в «пистон» бритву, — рассматривал Сережка появившуюся под лезвием букву. — На всякий случай…»

Мимо лавочки, где они сидели, потянулись с портфелями. «Уроки кончились, — заметил про себя Сережка. — Значит, я тоже могу идти домой…»

Шагая по саду, он опять вспомнил про сегодняшнюю историю с Юрием Долгоруким и снова не понял, почему так взорвалась учительница.

— Сережа! — увидел его Колька-скрипач, когда он поднялся на четвертый этаж. — А я новые вещи разучил. Пошли — сыграю.

Сережка чуть не выругался.

— Пошел-ка ты со своими вещами… — цыкнул он на Кольку, но тут же пожалел: «Зачем я так?» И уже, как бы желая сгладить свою грубость, сменил тон, вроде как извинился: — Не могу… Потом, понимаешь?

Колька вовсе не обиделся, а только остановился и проводил его взглядом. «Ну потом так потом, — подумал он. — Может же быть человек сейчас занят?»

Дома Сережка ничего не сказал матери о том, что ее вызывают в школу. Промолчал и на следующий день. Он просто перестал ходить в свой шестой «А», хотя понимал, что тем самым усугубляет свое и без того печальное положение. «Будь что будет, а в школу не пойду», — решил Сережка и припомнил тот случай в деревне, когда тоже решил домой не идти, а остался ночевать у Васятки. «Как-нибудь уладится…» — утешил он сам себя.

И действительно уладилось. Бывает же так, когда помогает случай.


В воскресенье Гарик увидел во дворе чужого. «Опер, — определил он. — И манеры у него такие же, и вид… Вон как озирается… Интересно, что ему нужно?»

Неожиданно «опер» направился прямо к нему.

— Мальчик, — обратился он, не доходя нескольких шагов. — Где здесь первый подъезд?

Гарик раздумывал.

— Первый? А кого вам там нужно?

— Тимофеева, — просто ответил «опер», — Сережу Тимофеева. Ты его знаешь?

— Знаю, — оживился Гарик.

В глазах нелюбимца двора даже радость появилась. Еще бы! Пирата разыскивает опер, а опер так просто не придет. Значит, Серега погорел… И Гарик с готовностью начал объяснять, где живет Тимофеев.

— Вон там, — показывал он рукой на первый подъезд. — На пятом этаже. Как войдете на площадку, налево. А может, его дома нет? — с каким-то беспокойством посмотрел Гарик на высокого человека. — Если нет, то вы тогда его подождите? Он придет. Он обязательно придет…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза