Торговец кофе

В ее глазах он прочитал, что она в его власти. Он мог повести ее вниз, в подвал, и там на своей тесной короткой кровати овладеть женой брата. Нет, думать о ней как о жене Даниеля было пошло. Она независимая женщина, и он будет обращаться с ней соответственно. Что его удерживает? Мораль? Разве Даниель не заслуживал предательства после того, как присвоил деньги Мигеля?

Он был готов взять ее за руку и повести к себе вниз. Но он не успел этого сделать.

— Что здесь происходит?

Они вздрогнули, услышав грозный голос Аннетье. Она стояла на пороге гостиной, сложив руки на груди, с недоброй ухмылкой на губах. Она посмотрела на Мигеля, потом на Ханну и закатила глаза:

— Мне кажется, сеньора вам докучает. — Аннетье подошла и положила руку на плечо Ханны. — А это что еще? — Она взяла у Ханны книгу. — Вы знаете, что у вас слишком мало ума, чтобы читать книги, милая сеньора. Несомненно, она надоедлива, сеньор Лиенсо. Постараюсь, чтобы это не повторилось.

— Верни вещь своей хозяйке, — сказал он. — Ты забываешься.

Аннетье пожала плечами и протянула томик Ханне, которая спрятала его в карман фартука.

— Сеньор, я уверена, вы не хотели повысить на меня голос. В конце концов, — она хитро улыбнулась, — вы здесь не хозяин, а вашему брату может не понравиться, если ему кое-что расскажут. Будьте так добры подумать об этом, пока я отведу сеньору туда, где она вас не побеспокоит. — Она резко дернула Ханну за руку.

— Отпусти меня! — сказала Ханна по-португальски громким голосом, почти закричала. Она высвободилась из рук служанки и повернулась к ней. — Не дотрагивайся до меня!

— Успокойтесь, сеньора. Позвольте мне отвести вас в вашу комнату, пока вы не опозорили себя.

— Кто ты такая, чтобы говорить о позоре? — сказала она в ответ.

Мигель ничего не понимал. Почему служанка смеет говорить с Ханной в подобном тоне? Он вообще не подозревал, что она может разговаривать, видя в ней лишь хорошенькую девушку, с которой можно было изредка позабавиться. Теперь он понял, что здесь полно интриг — заговоров и козней, о которых он и не догадывался. Он открыл было рот, но тут на пороге появился Даниель:

— Что здесь происходит?

Даниель посмотрел на двух женщин, которые стояли подозрительно близко друг от друга. Лицо Ханны покраснело, а лицо Аннетье было искажено яростью. Они бросали друг на друга презрительные взгляды, но, услышав его голос, обернулись и замкнулись в себе, как нашкодившие дети, которых застали за опасной игрой.

— Я спрашиваю, что здесь происходит? — повторил Даниель, обращаясь теперь к Мигелю. — Она дотрагивается до моей жены?

Мигель пытался сообразить, какая ложь лучше всего помогла бы Ханне, но на ум ничего не приходило. Если он станет обвинять служанку, она может выдать хозяйку, но если он ничего не скажет, как Ханна сможет объяснить такое грубое обращение?

— Прислуга так себя не ведет, — удрученно сказал он.

— Я знаю, у этих голландцев отсутствует понятие пристойности! — закричал Даниель. — Но моему терпению пришел конец. Я слишком долго потворствовал своей жене в отношении этой безмозглой шлюхи и не желаю больше слышать никаких возражений. Служанка уволена.

Мигель пытался найти слова, которые остудили бы всех, но Аннетье заговорила первой. Она подошла к Даниелю и засмеялась ему прямо в лицо.

— Думаете, я не понимаю вашу португальскую болтовню? — спросила она его по-голландски. — Я буду трогать вашу жену, когда захочу. Ваша жена… — Она засмеялась. — Вы ничего не знаете о вашей жене, которая принимает любовные подарки от вашего брата и прячет их у себя в фартуке. И похоть не самое серьезное из ее преступлений. Ваша жена, дорогой сеньор, католичка, такая же католичка, как сам Папа, и она регулярно ходит в церковь, когда выдается возможность. Она ходит на исповедь, и пьет кровь Христа, и ест Его плоть. Она делает такие вещи, от которых содрогнется ваша чертова еврейская душа. И я не останусь в этом доме ни на минуту. Вокруг полно работы, и в христианских домах тоже, поэтому я ухожу от вас.

Аннетье резко повернулась и зашуршала юбками, как актриса в пьесе, которую она однажды видела. Она шла, высоко подняв подбородок. На секунду она остановилась на пороге.

— Я отправлю посыльного за своим жалованьем, — сказала она и посмотрела на Даниеля, ожидая его ответа.

Они стояли не шевелясь, молча. Ханна замерла, не осмеливаясь дышать, пока у нее не заболели легкие, и она стала судорожно хватать ртом воздух, как человек, долго пробывший под водой. Мигель кусал губы. Даниель застыл изваянием.

Мигель дрожал от волнения. Он испытывал подобное всего несколько раз в жизни: первый раз в Лиссабоне, когда его предупредили, что инквизиция ищет его для допроса; второй раз в Амстердаме, когда он узнал, что его инвестиции в торговлю сахаром разорили его.