– Ясное дело! А потом мы вдруг снова проснулись, и ты пообещал показать мне нечто забавное; мы вышли на улицу и купили газету. Газета была от пятнадцатого июня.
– Пятнадцатого июня? Но ведь это сегодня! То есть…
– Вот именно, дружище. Это
Потребовалось какое-то время на анализ ситуации. Наконец Гай поинтересовался:
– Сколько недель ты просидел в той темной комнате?
– Откуда я знаю? Четыре-пять, наверное. Я со счета сбился. И каждый день одно и то же – всегда пятнадцатое июня, всегда моя хозяйка, миссис Кифер, метет крыльцо, всегда одни и те же заголовки у газет – жутко монотонный быт, дружище.
IV
Идея пришла в голову именно Бёркхарту, и Свенсон ее не одобрил, но Гая это ничуть не смутило. Он был из числа тех славных малых, что ни на кого не оглядывались.
– Опасная же затея! – устало твердил Свенсон. – Вдруг кто-нибудь зайдет? Они увидят нас – и…
– И что? Что мы потеряем?
Свенсон пожал плечами.
– Опасная затея, – тихо повторил он. Но – пошел вслед за Гаем.
Мысль Бёркхарта была очень проста. В одном он не сомневался: тоннель куда-то ведет. Марсиане или русские, фантастический заговор или коллективное помешательство – что бы ни приключилось с Тайлертоном, некое объяснение всему этому существовало, и где искать его, как не в конце тоннеля?
Двое мужчин все шли и шли вперед; когда они одолели уже пару километров, впереди забрезжил выход. Им несказанно свезло – никто больше не объявился здесь и не обнаружил их присутствия. Свенсон заметил, что тоннелем, судя по всему, пользуются в определенные часы.
И то, как все засыпали мгновенно, неожиданно – все как будто в одно время. И то, что никто ничего не помнил – память попросту обнулялась. Свенсон рассказал, как обрадовался, снова увидев Бёркхарта наутро после того, как тот опрометчиво задержался на лишних пять минут перед уходом в темную комнату. Когда Свенсон пришел, Бёркхарта уже не было. В тот день несчастный отщепенец увидел его на улице, но Гай ничего уже не помнил.
Свенсон вот уже несколько недель кряду жил как мышь: прятался по ночам в стенном шкафу и, крадучись, выходил днем со слабой надеждой отыскать Бёркхарта, боясь попасться «им» на глаза.
Одной из «них» была девушка по имени Эйприл Хорн. Увидев однажды, как Эйприл с беспечным видом входит в телефонную будку, но назад не показывается, Свенсон обнаружил тоннель. Другим был продавец табачного киоска в здании, где находилась контора Бёркхарта. Имелась еще по меньшей мере дюжина человек, которых Свенсон подозревал.
Этих подозрительных личностей нетрудно было вычислить, если знать, на кого глядеть, – ведь только они в Тайлертоне менялись ролями изо дня в день. Каждое утро каждого дня – то есть каждое утро каждого
Кто бы ни стоял за этим безумным маскарадом, их цели оставались туманны донельзя. Может, разгадка тайны взаправду ожидала за дверьми в конце тоннеля. Бёркхарт и Свенсон чутко прислушивались к звукам где-то вдалеке – понять их природу представлялось делом трудным, но опасности они не внушали. Вскоре оба мужчины миновали заветную дверь. Они прошли через просторный предбанник, поднялись по лестнице…
И очутились, как понял Бёркхарт, на территории городского химзавода.
Людей не было видно, что само по себе не казалось странным, ведь предприятие было максимально автоматизировано. Гай, побывавший здесь один-единственный раз, помнил, что работа на заводе не прекращалась – открывались и закрывались клапаны, баки опорожнялись и наполнялись, размешивались и варились загадочные составы; одновременно производился их химический анализ. На заводе не бывало людно, но и шум на нем никогда не смолкал.
А вот
– Пойдем, – сказал Бёркхарт, и Свенсон неохотно последовал за ним по извилистым переходам, мимо перегонных кубов и дистилляторов из нержавеющей стали.
Казалось, они ступают по какому-то высокотехнологичному погосту. Аналогия, смысла не лишенная – ведь что есть автоматы, некогда управлявшие заводом и вдруг отключенные, как не трупы? Машинный труд на заводе был отлажен компьютерами, что были не вполне компьютерами, а, скорее, электронными реконструкциями биологических мозгов. Если такую штуковину выключить – разве не равнозначно это умерщвлению? Ведь каждая из них, в сути своей, произошла от человека.