– Теперь – да, – ответил он. – Томми уже месяц как в школу ходит. Мы перебрались из Эльмиры, чтобы быть к нему поближе. – Он поколебался, потом добавил: – Томми девять лет – но он попал в группу новичков потому, что миссис Эдлер решила, что так ему будет проще пообвыкнуть…
Логан указал на загорелого мужчину в первом ряду:
– Видишь того парня в очках? Он переехал сюда из Техаса. Наверняка у него денег куры не клюют.
– Значит, место – хорошее? – не то утвердил, не то спросил Гарри.
Логан усмехнулся, выражение его лица было немного нервным.
– Как поживает ваш сын? – спросил Гарри.
– О, маленький негодяй, – сказал Логан. – На прошлой неделе я принес ему пластинку – уже какую по счету, он их штук пять затер! – с «Моей прекрасной леди», и он, сдается мне, и сейчас расхаживает да напевает: «Вот бы было здор-рово!..» И при том – никогда ни Селии, ни мне в глаза не взглянет: куда нам!..
– Мой просто не разговаривает, – отстраненно заметил Гарри, на что Селия заметила:
– Наш говорит, правда, ни к кому конкретно не обращаясь. Не знаю, что хуже.
– Понимаю, – сказал Гарри и резко перешел к щекотливой теме: – А заметны ли у Верна значительные улучшения, начиная со школы?
Мюррей Логан чуть нахмурился.
– Ну, кое-что двигается. Энурез – не самая приятная штука, но в некоторых смыслах его жизнь выровнялась. Сделалась спокойнее. Сами понимаете, на кардинальные улучшения нет смысла надеяться, но кое-что налаживается в мелочах. В целом – ему легче. Но от рецидивов он не застрахован.
Гарри кивнул, думая о семи годах рецидивов и о предшествующей им двухлетке, когда тревога и замешательство по отношению к сыну нарастали будто снежный ком. Он сказал:
– Мне вот миссис Эдлер говорила, что, например, характерный всплеск деструктивного поведения может сыграть ту же роль, что «плато» в логопедии, означать, что ребенок борется со своей проблемой… и, возможно, прорывается в каком-то другом направлении.
– И это тоже, – сказал Логан, – но я-то имел в виду… О, они начинают.
Владек кивнул, затушил сигарету и рассеянно закурил новую. Желудок снова закрутило узлом. Он удивлялся этим другим родителям, которые казались такими беспечными, такими здоровыми и… нетронутыми. Разве с ними – не то же самое, что с Маргарет и с ним самим? Прошло так много времени с тех пор, как они оба чувствовали себя в согласии с миром, даже без доктора Николсона, настаивающего на своем решении. Гарри заставил себя откинуться на спинку сиденья и выглядеть таким же спокойным, как и остальные.
Миссис Эдлер постукивала линейкой по столу.
– Я думаю, все, кто хотел прийти, уже здесь, – сказала она. Она прислонилась к столу и подождала, пока в комнате воцарится тишина, – невысокая, темноволосая, пухленькая и на диво хорошая собой. И совсем она не выглядела компетентным специалистом – настолько не вписывалась в свою роль, что Гарри почти пал духом три месяца назад, когда их переписка о зачислении Томми увенчалась, после долгого пути из Эльмиры, личной встречей. Он ожидал встретить железную деву в очках без оправы, Валькирию в белом медсестринском халате, что вколет вопящему Томми миорелаксант и отправит на ЭЭГ. Ну или какую-нибудь дряхлую и сладкоречивую шарлатанку. Кого угодно – но не эту симпатичную молодую женщину.
Она быстро показала ему, как это делается. Она резко расспросила Маргарет и Гарри, повернулась к Томми, который бесновался в той же комнате, как дикий бык, и превратила его неистовство в игру. Через три минуты он уже радостно экспериментировал с несокрушимой заводной игрушкой – из старых, которые делали на века, – а миссис Эдлер говорила им: «На панацею не рассчитывайте. Ее попросту нет. Но мы можем помочь Томми. Можем улучшить его жизнь».