Торговые банкиры. Известнейшие мировые финансовые династии

Из 600 сотрудников банка «Хамбро» примерно тридцать наделены полномочиями принимать решения, которые являются обязательными для банка. Большинство тех, кто имеет право принимать решения, встречаются каждое утро в одиннадцать, чтобы обменяться сведениями о том, чем занят каждый из них, и согласовать все необходимые операции, ожидающие решения. Встреча, которая продолжается от двадцати минут до часа, проходит в зале заседаний, который располагается в нескольких шагах от зала правления на третьем этаже. Все сидят за большим прямоугольным столом; исполнительные директора сидят спиной к окнам, а начальники отделов и специалисты – их в «Хамбро» называют «старшими служащими» – напротив, лицом к свету. Кстати, несколько лет назад один из директоров «Хамбро», почувствовав атмосферу недоверия, когда он сопровождал клиента в зал заседаний совета директоров одной большой фирмы, как говорят, спросил: «Вы хотите, чтобы я сел лицом к свету?» Воздух в зале заседаний немного затхлый. Там мягкие ковры, красные парчовые кресла, старые зеркала и напольные часы; над камином висит баронский герб Хамбро. Однако за прямоугольным столом в том зале рискуют большими деньгами, чем в игорном зале любого казино.

Меня на одну из одиннадцатичасовых встреч сопроводил Отто Норланд.

– Когда я только начал посещать эти собрания, – сказал он, – я слышал отрывистые фразы, краткие ссылки, просто намеки. Я понятия не имел, о чем говорят остальные. Постепенно я начал вникать в суть дела и теперь понимаю шифр. Сюда приходят с болванками дел – так сказать, с сырьем. К концу встречи болванки преобразуются в операции, займы, планы расширения, слияния, новые серии акций. Это просто чудо! Начинаешь понимать, почему в «Хамбро» всегда говорят, что торговые банковские операции – не наука, а искусство.

В то утро в зале заседаний, где почти все были одеты согласно неписаным правилам Сити – белые рубашки и темные костюмы-тройки, – на Джослине Хамбро была голубая рубашка и голубой костюм в полоску без жилета. Сев на председательское место, он заговорил тихим, нерешительным, словно приглушенным голосом; вполне очевидно, он был уверен, что собравшимся в зале людям достаточно всего одного-двух слов, чтобы понять, куда он клонит. Несколько вопросов уже было решено предварительно в зале правления; когда Джослин Хамбро докладывал о них, «старшие служащие» кивали, явно делая мысленные пометки. На столе лежало очень мало бумаг. Правда, перед Джослином Хамбро лежали какие-то документы, но он заглядывал в них очень редко, а карандашом пользовался только для того, чтобы рисовать каракули. Секретарь банка, высокий человек, сидевший в углу справа от партнеров, в продолжение всего заседания делал краткие записи. Присутствующие по часовой стрелке один за другим докладывали, что происходит в их отделах, и рассказывали о трудностях, возникших за последние сутки. Беседу часто прерывали шутками, совершенно непонятными мне, но все смеялись. Джослин Хамбро однажды сказал мне, что одиннадцатичасовые заседания, которые он посещал между двумя мировыми войнами, проходили совершенно по-другому.

– Почти все сидевшие за столом были старыми и серьезными, – вспоминал он. – Они производили такое впечатление, словно на их плечах лежала вся тяжесть мира.

Теперь примерно половине из присутствующих от 30 до 40 лет, и никто из них не выглядит серьезным.

Норланд прочел два предложения из письма из Норвегии – просьбы о пролонгировании кредита. Он изложил факты точно и скупо, в телеграфном стиле, как это свойственно банкирам. Джослин Хамбро, чертивший каракули, задал пару технических вопросов. На них отвечал управляющий валютным отделом, лысый человек, в речи которого я уловил швейцарско-немецкий акцент. Председатель почти незаметно кивнул – и все было решено. Банк «Хамбро» только что взял на себя обязательство гарантировать 300 тыс. фунтов стерлингов. Норланд с деланым изумлением покосился на меня.

После того как еще один человек внес предложение, внезапно все замолчали. Никто ничего не говорил, и я заметил, что вид у Джослина Хамбро и других директоров сделался слегка скучающий, как у персонажей картины «Обед на Бишопсгейт, 41». Как я узнал позже, секретарь банка записал негативное решение, хотя слова «нет» никто не произнес.

Обсуждалась сложная финансовая сделка. Упоминались некоторые цифры, после которых кое-кто из сидевших за столом состроил удивленную мину. Джослин Хамбро снова задал несколько сжатых вопросов, не переставая рисовать каракули, а потом сразу же сказал: «Давайте так и поступим». Другие директора закивали, и все было решено.

Один из молодых начальников отделов нечаянно выдал свое волнение, когда заговорил на тему, показавшуюся мне вполне обычной. Один судовладелец хотел рефинансировать заем в 350 тыс. фунтов стерлингов на несколько кораблей, которые предстояло сдать напрокат крупной нефтяной фирме на три года.

– У меня возникло чувство, что тут все в порядке, – сказал управляющий.

– Это вы так считаете, – ответил Джослин Хамбро, и все от души рассмеялись.