Торт немецкий- баумкухен, или В тени Леонардо

Когда я рассказывал Николаю, с каким аппетитом юные княжны поедали приготовленную мною выпечку, он смеялся до слёз, и был очень доволен, что рекомендовал Левицкому такой перерыв в работе. Он даже несколько завидовал мне, поскольку я оказался в центре жизни института, а он был в это время в полку. Ему было очень интересно всё, что происходит в этом закрытом заведении. От него я узнал, что Институт Благородных девиц был создан императрицей и Бецким только для того, чтобы не отстать от просвещённой Европы. Екатерина пригласила Дидерота в Петербург и желала во чтобы то ни стало удивить его первыми выпускницами — образованными в науках, понимающими толк в живописи, обученными музыке, танцам и пению, умеющими вести беседы на иностранных языках… И портреты лучших «смолянок», заказанных Левицкому, как нельзя более способствовали этому замыслу.

Россию в те годы просто накрыла европейская волна Просвещения. Молодёжь бредила учениями Вольтера и Дидро, которого в России звали «Дидеротом». Когда у Николая собирались друзья, имена французских философов разносились по всему дому, а споры молодых людей иногда бывали чрезмерно запальчивыми. Признаюсь, я, присутствуя на этих вечерах, поначалу улавливал смысл только отдельных фраз. Николай потом долго мне растолковывал, о чём, собственно, они спорили. Конечно, несколько позднее я уже кое-что и сам понимал, но, безусловно, ни в какие дискуссии не вмешивался, только слушал, не забывая о своих прямых обязанностях: вовремя подлить кому-нибудь чаю, или подсунуть кренделёк особо разгорячившемуся спорщику.

Служба в полку надоела моему другу до смерти и не приносила никакой радости и удовлетворения. И Николай зачастил в дом Петра Васильевича Бакунина, правой руки графа Никиты Панина в Коллегии иностранных дел, который был Львовым каким-то весьма далёким родственником. Дом Бакунина был открытым, здесь собирались родные хозяев и друзья, видные государственные деятели и столичная знать.

И, как случалось всегда, весьма скоро Николай очень расположил к себе хозяина дома, этого влиятельного человека, который готов был ему помочь в любых делах.

Поздними вечерами, иногда даже посреди ночи Николай приходил ко мне в комнату, радостный и возбуждённый. Я понимал, что ему необходимо выговориться, поделиться своими впечатлениями. Я не только не обижался за него за очередную бессонную ночь, но, весьма польщённый его привязанностью ко мне, не смотря на усталость, готов был слушать его до утра.

Однажды, вернувшись довольно поздно из дома Бакунина, он зашёл ко мне и был как-то особенно взволнован и даже возбуждён.

— Садись и рассказывай… — усадив его в кресло, без обиняков велел я ему, устроившись рядом.

Он сел и как-то даже растеряно произнёс.

— Меняется моя жизнь, Карлуша… Резко меняется. Я никак не мог предположить, что так всё обернётся…

Я забеспокоился, пожалуй, даже испугался.

— Да говори толком — что случилось!

Он взглянул на меня и рассмеялся.

— Чего ты испугался? Всё хорошо, мой друг, всё просто замечательно! Мне сегодня Пётр Васильевич экзамен устроил… Самый настоящий.

— Бакунин? Какой экзамен? Зачем?

— Вот и я поначалу не понял — зачем. Проверил он досконально мои знания и в немецком, и во французском, и в итальянском языках, и остался весьма мной доволен. После чего вдруг сообщил, что уже давно хлопочет перед графом Никитой Иванычем Паниным обо мне, чтобы устроить меня на службу в Коллегию иностранных дел курьером. И нынче Панин получил на то согласие от государыни. Ты представляешь, что это такое?!

— Нет, конечно…

И Николай растолковал мне вкратце, что за должность такая — курьер в Коллегии иностранных дел.

— Но это ещё не всё… — Николай загадочно посмотрел на меня. — Пётр Васильевич решительно предложил мне, как можно скорее, переехать к нему. Он тут же показал мне мои будущие апартаменты. Это знаешь ли… Я о таких и мечтать не смел. — Он покачал головой. — Так что, друг мой, в ближайшее время я получаю отпуск на службе, поеду в Чечевицы к матушке, надо же ей рассказать обо всём, а как вернусь — переезжаю к Бакунину. Конечно, с великой благодарностью к Соймоновым за их великодушие и гостеприимство. Ну, а после начинаю выполнять свои обязанности курьера в Государственной коллегии Иностранных дел. Меня ждут такие интересные вояжи. В такие страны…

Николай замолчал, задумчиво покачав головой. Я сидел потрясённый. И не мог и слова вымолвить.

— Ну, что ты молчишь, Карлуша, словно воды в рот набрал? Что скажешь?

— Я, конечно, тебя поздравляю… — Промямлил я. — Это очень интересно и хорошо во всех отношениях…. Только…

— Что только? — Засмеялся Николай. — Я понимаю, об чём ты думаешь. Ты думаешь, как ты останешься у Соймоновых один, без меня?

Я ничего не ответил. Сидел, низко опустив голову.