Тоскливый Запад [=Сиротливый Запад]

Вэлин: Хорошо, ух. (Пауза). Сейчас твоя очередь или моя?

Коулмэн: Я думаю сейчас твоя очередь, Вэлин.

Вэлин: Спасибо, Коулмэн. Ты помнишь когда Элисон О’Хулихэн сосала тот карандаш на спортивной площадке в тот раз, и вы собирались пойти на танцы на следующий день, но кто-то подтолкнул её и карандаш воткнулся в её миндалины. И к моменту выписки из госпиталя она была обручена с врачом, который выдернул этот карандаш из неё и оставил тебя с носом. Помнишь?

Коулмэн: Да, я помню.

Вэлин: Это я подтолкнул тот карандаш, и это был вовсе не несчастный случай. Я сделал это чисто из зависти.

Пауза. КОУЛМЭН бросает пирожок с сосиской ВЭЛИНУ в лицо и бросается через стол к его шее. ВЭЛИН отражает атаку.

И я сожалею об этом! Я сожалею об этом! (Указывая на письмо). Отец Уэлш! Отец Уэлш!

ВЭЛИН отражает КОУЛМЭНА. Они стоят, пристально смотря друг на друга, КОУЛМЭН кипит.

Коулмэн: А?!!

Вэлин: А?

Коулмэн: Я действительно любил Элисон О’Хулихэн! Мы может поженились бы, если бы не этот долбанный карандаш!

Вэлин: А зачем она сосала его остриём внутрь? Она сама искала горя!

Коулмэн: И она нашла его с твоей помощью, будь ты неладен! Этот карандаш мог убить Элисон О’Хулихэн!

Вэлин: И я сожалею об этом, я сказал. Что ты делаешь — бросаешь хорошие пироги в меня? Они стоят денег. Ты должен был сдержаться и успокоить себя, но вместо этого ты просто взбеленился. Душа Отца Уэлша будет теперь гореть в аду из- за тебя.

Коулмэн: Ты душу Отца Уэлша сюда не впутывай. Мы говорим о тебе, как ты втыкал карандаши в горло несчастным девчонкам.

Вэлин: Этот карандаш уже прошлогодний снег и я уже от всего сердца извинился за этот карандаш. (Садится). К тому же она была косоглазая.

Коулмэн: Не было у неё косоглазия! У неё были красивые глаза!

Вэлин: Но что-то с ними было не так.

Коулмэн: У неё были красивые карие глаза.

Вэлин: О да. (Пауза). Хорошо, теперь твоя очередь, Коулмэн. Попробуй переплюнуть меня. Ха.

Коулмэн: Попробовать перекрыть тебя, да?

Вэлин: Да.

КОУЛМЭН задумывается на секунду, чуть- чуть улыбается, затем садится обратно.

Коулмэн: Я сдержал себя сейчас.

Вэлин: Я вижу, что ты сдержал себя.

Коулмэн: Я совершенно спокоен сейчас. Хорошо выговориться и облегчить душу.

Вэлин: Это действительно хорошо. Я рад, что эта история с карандашом свалилась с моих плеч. Теперь я смогу спать по ночам.

Коулмэн: Это облегчение для тебя?

Вэлин: Это большое облегчение для меня. (Пауза). К чему ты клонишь?

Коулмэн: У меня есть одно [признание], и я ужасно сожалею об этом. О, ужасно сожалею я.

Вэлин: Что бы это ни было, ему далеко до этого случая, когда я воткнул карандаш в несчастную косоглазую Элисон.

Коулмэн: О, я думаю, ты прав. Только моё признание немного воняет. Ты помнишь, ты всегда думал, что это Мэртин Хэнлон отрезал уши бедному Лэсси?

Вэлин(уверенно): Я нисколько тебе не верю. Ты просто придумал это сейчас.

Коулмэн: Это был вовсе не кроха Мэртин. Теперь ты знаешь, кто это сделал?

Вэлин: Чёрта с два это был ты. Придумал бы что-нибудь получше, Коулмэн.

Коулмэн: Я притащил его к ручью, мои ножницы в руке, и он визжащий во всё его жирное горло пока дело не было сделано и он упал замертво без писка из этого вечно воющего долбаного пса.

Вэлин: Как ты видишь, это совсем не причиняет мне боль, когда ты врёшь. Ты не понимаешь правила [игры], Коулмэн. Признание должно быть правдой, а иначе это просто кретинизм. Ты не можешь хвалиться тем, что отрезал уши собаке, когда ты и пальцем не трогал этого пса, и все это знают.

Коулмэн(пауза): Доказательства, значит, тебе нужны?

Вэлин: Да, мне нужны доказательства. Иди принеси мне доказательства того, что ты действительно отрезал моей собаке уши. И принеси мне эти доказательства побыстрее.

Коулмэн: Я вовсе не собираюсь торопиться, Я потрачу столько времени, сколько мне надо.