Тот еще подарочек

Во всем теле появляется какая-то предательская слабость. Направляюсь к заветной картине, снимаю ее со стены и отпираю сейф. Замешательство — затем выдох облегчения. Весь мой «золотой резерв» на месте. Даже наличка, которую этот воришка стащил из моего кошелька. Ощупываю пачки с купюрами и замечаю между ними что-то красное. Беру этот странный предмет в руки и с любопытством его изучаю. Это объемное красное сердечко величиной с мою ладонь, слепленное из расплавленного воска. На него булавкой приколот листок для заметок со словами: «Пусть это пока что хранится здесь. Ему тут будет надежнее. Макс».

Уголок губ сам приподнимается вверх, и я ошеломленно качаю головой. Ника, Ника… с кем же ты связалась? Парень ведь не промах — умеет поиграть на чужих нервах и при этом сделать красивый жест напоследок. Кровожадно перебираю в мыслях разные ругательства, чтобы определиться, как бы его назвать после этого… потом сдаюсь, потому что больше не могу на него сердиться по-настоящему. Все это такое ребячество… Разве что в постели он вел себя ну очень по-взрослому. Улыбаюсь такой глупой формулировке и кладу сердечко на место в сейф, а сама подхожу к зеркалу и разглядываю свое немного осунувшееся после бессонной ночи лицо с пылающими щеками и горящими глазами. Волосы торчат во все стороны как у куклы, и я почему-то совсем не кстати вспоминаю, как мальчишки дразнили меня в детстве «Пеппи Длинный Чулок». Сейчас это прозвище уже совсем не кажется обидным, но тогда я страшно бесилась и обижалась, потому что какой же нормальной милой девочке понравится быть похожей на маленькую чокнутую разбойницу, а не на принцессу. Но разбойница в чулочках — это ведь даже круто, не? Не могу удержаться и в голос смеюсь над своими глупыми мыслями. Должно быть, это нервы. Кто бы мог подумать, что жизнь всего за сутки может так круто измениться, да и ты сама уже не кажешься себе той, что была вчера…

Сбрасываю с себя халатик и кручусь перед зеркалом, не без удовольствия рассматривая свое тело. Провожу пальцами по губам, по шее, по груди, слегка задержавшись на чувствительных сосочках, затем очерчиваю безупречные формы тонкой талии и женственно округлых бедер, поглаживаю треугольничек на лобке, конечно же, не без самодовольной улыбочки снова вспоминая о тех восхитительных пытках, которыми изводил меня Макс. Черт, пора заканчивать с этими бессовестными фантазиями! Мне же не шестнадцать, чтобы я так легко велась на одну ночь крутого секса и цветы… «ночь очень крутого секса», — само собой напрашивается более точное определение… и я заставляю себя глубоко вдохнуть и медленно выдохнуть, сложив губки трубочкой, чтобы остудить пылающее во мне пламя.

В следующий миг я осознаю вдруг, что все совсем не так уж плохо в моей жизни, как мне казалось еще прошлым вечером. Во всяком случае впереди не безумные и бесконечные будни, в которых некогда продохнуть с раннего утра и до поздней ночи, а настоящие праздники: прогулки, шоппинг, подарки, долгожданные встречи с друзьями и родственниками, а, может быть, даже полнейшее безделие с книжкой в руках или перед телевизором на диване. Вообще-то ту наличку, что я накопила в сейфе, я всегда считала неприкосновенным запасом на черный день. Но, возможно, этот день наступил именно сегодня, хотя никаких мрачных эмоций я не испытываю, как ни странно… пока не испытываю…

Привычка рационально мыслить и все расписывать по строгим графикам все-таки заставляет меня взять в руки мобильный и прокрутить ежедневник. Напоминалки по работе немного выбивают из колеи, как и запланированные свидания накануне Нового Года с Володей. Кстати, я ведь уже купила ему подарок — дорогущее портмоне от Armani, да еще и коллекционную монетку… Ха, сейчас этот подарок кажется жестокой насмешкой над собой же… Кошелек и монетка — что еще может подарить бухгалтер своему шефу… Он ведь всего лишь шеф и ничего больше… бывший шеф… Нетерпеливо тыкаю в экран, чтобы проверить входящие звонки и смс в надежде все-таки найти какие-то доказательства, что я ему нужна. Но неотвеченных входящих звонков нет, а все недавние старые смски сухие, деловые и безнадежно короткие. Когда же у нас было последнее настоящее свидание? Месяца полтора назад или даже два? Он говорил тогда, что третье и четвертое января будут принадлежать только нам. Если бы я знала, что тот раз был последним… Горькие и жгучие слезы все-таки наворачиваются на глаза, но я стискиваю зубы и зажмуриваюсь, стараясь выгнать из головы всю эту тоску и боль, которыми я могу изводить себя днями и неделями, если только позволю себе расслабиться.