Тот, кого не люблю

– Ему надо подписать согласие на оперативное вмешательство, – говорит один.

– Федорович, ты с ума сошел. Он тяжелый, начинаем операцию по жизненным показаниям. Готовьте операционную.

Раскрываю пересохшие губы, чтобы ответить, но из груди вырывается лишь слабый стон. Я слышу вас, черт побери!

– Мммм…

– Мы вас сейчас прооперируем. Не говорите, берегите силы. Все будет хорошо. Ваши родители уже сюда едут…

Светильники, чужие лица, белые бесконечные коридоры сливаются в неразличимую массу… Меня перемещают на каталке в операционную. А потом наступает темнота…

– Ох, Коля… Робушка наш, сыночек любимый и единственный. Как же так? Господи…

Вздрагиваю от голоса мамы и с трудом разлепляю глаза. Все те же больничные потолки, но, судя по запаху и звукам, доносящимся из открытого окна, я в палате.

– Ма… Ма…

– Коля! Он пришел в себя! Слава богу, маленький мой, сыночек.

– Мам, не… говорите… Зое. Ей нельзя… Ей не нужен… Я…

– Сын, крепись, родной. Выжил, слава богу, остальное… Все наладится.

Кровать прогибается под тяжестью отца. Он с трудом скрывает слезы, берет мою слабую кисть в свои большие горячие ладони и смотрит с искренней нежностью.

– Если бы мы только знали, что все так обернется… – дрогнувшим голосом говорит папа. – Черт дернул Гаяну говорить Зоеньке о втором малыше. Не рожайте, да не рожайте… Может, она бы сказала нам, если…

– Пап, не надо. Я сам… напортачил. Не говорите Зое, она уехала. Пусть спокойно живет, ей не нужен муж инвалид.

– Что ты говоришь такие глупости, Роба? – нарочито спокойно протягивает мама. – Ты будешь ходить. Пошевели пальчиками. Ну, попробуй-ка.

– Гаяна, прекрати, – вступается папа. – Реабилитация долгая. И, да… мы ничего Зое не сказали, но это пока.

Пока… Если с нашим малышом что-то случится, никогда себе этого не прощу… И, как правильно поступить не знаю… Сказать ей и привязать к себе чувством вины? Какой теперь из меня кормилец? И плечо у меня не крепкое, а слабое и поломанное. Но страшнее всего ощущение беспомощности, что вызывает паралич. Я чувствую только очень сильное давление на ноги. Касание, легкое покалывание или поглаживание – нет… А уж о подвижности молчу. Зачем Зое такой овощ? Мама настаивает на своем пребывании в больнице. Договаривается с врачом и занимает соседнюю койку. Интересно, Никита уже знает? А Рихард? А сотрудники моего ресторана?

Я закрываю глаза и как наяву вижу картинку: несущийся по серпантину КАМАз, водитель, машущий руками, слышу скрежет металла и собственный крик…

Издаю мучительный стон и тотчас чувствую на лице заботливые руки мамы… Она не отходит от меня ни на шаг – стирает со лба липкий пот и массажирует тяжелые, неподвижные как бревна, ноги.

Ночь кажется бесконечной, а боль нестерпимой… Действие лекарств прекращается к утру, я уже не постанываю, а кричу во весь голос от боли. Сонная медсестра ставит капельницу с обезболивающим и седативным препаратом. Кажется, я засыпаю…

Мне снова снятся кошмары – водитель, лица врачей и Зои… Она смотрит укоризненно и уходит, выхватив бумагу с заключением из моих рук…

– Мама…

– Роб, это я, Никита. Как ты, брат? Тетя Гаяна решилась позвонить мне только утром. Зоя знает?

– Нет. Не надо ей говорить, Ник. Привези мне заявление о разводе, она его оставила в моей квартире на кухонном столе. Я… Я подпишу. Не нужен ей инвалид, Ник. Я ничего не чувствую, ходить не могу… Кто знает, встану ли?

– Что же вы натворили, идиоты? Нет, Роб, я поеду к Зое, хочешь ты этого или нет. Она имеет право знать. И сама решит, как ей поступить. Решила разводиться – пожалуйста. А нет… Я поговорю с врачом насчет операции в Европе или Америке. И все расходы беру на себя, не спорь. Так где Зоя?

– В Анапе. В квартире своей мамы. Адрес я сейчас вспомню… телефон-то сгорел…

– Не напрягайся. Я съезжу к ней и сам все узнаю.

– Ники…

– Да, друг?

– Спасибо…

Глава 40.

Зоя.

Пожалуй, еще никогда я не чувствовала себя такой несчастной… Неужели, всем полегчало, когда я уехала? Даже мама не звонит – спрашивает в сообщениях, как мы устроились, и что я приготовила Мишутке на завтрак. У ее дочери, между прочим, жизнь разрушилась и распалась семья, а ее каша интересует! Наверное, мамуле уже все понятно про Роберта и наш брак? А болезненную тему она обходит из вежливости?

«– Зоенька, вы ходили на море? Там песочек мягкий, не то что в наших краях – Мишеньке понравится. Гуляй больше, отдыхай, тебе беречь себя надо».