Я ждала автобус… — Ох уж мне эта фрау Ридель со своими иносказаниями!
Моя машина за углом, — Марк протягивает руки и сжимает мои холодные пальцы, — едва нашел парковочное место. Пошли, пока меня не оштрафовали!
Марк…
Да? — он подносит мои руки к губам и начинает согревать их своим дыханием, при этом смотрит на меня исподлобья… с веселым блеском в глазах. Такое чувство, что не было ни нашей недельной разлуки, ни моего категоричного «нам больше нельзя видеться».
Марк… — Сердце так громко бьется о ребра, что я даже опасаюсь за собственное благополучие.
Да, Ханна?
Марк… — Я больше не могу противиться силе собственного желания и подаюсь вперед, ныряя в серо-голубые озера Марковых глаз и в его… мягкие губы, прильнувшие ко мне с нежной настойчивостью — поначалу, а потом — с голодным остервенением.
Невероятно… Восхитительно… Непередаваемо… Лучше, чем я могла только вообразить!
Марк…
Ханна.
Марк, я хочу сказать…
Я знаю.
Что ты знаешь?
Я знаю, что ты хочешь мне сказать.
Ты не можешь этого знать, — шепчу я совсем тихо. — Возможно, ты ошибаешься.
Он проводит рукой по моим растрепавшимся волосам — от нежности у меня замирает сердце.
Надеюсь, что знаю… и не ошибаюсь, — говорит он при этом.
Перестань! — я легонько пихаю его кулаком в плечо и не могу перестать улыбаться. Если я выгляжу такой же слегка осоловевшей от нашего поцелуя, каким выглядит сейчас мой возлюбленный, то любовь, определенно, пьянит… И мне нравится это хмельное состояние!
Прости, это был лучший поцелуй в моей жизни… и мой язык немного заплетается, — признается вдруг Марк с улыбкой.
Я притягиваю его к себе за отвороты расстегнутой куртки, и мы долго-долго смотрим друг другу в глаза.
Я люблю тебя, — наконец признаюсь я. — Возможно, я сошла с ума, но я так люблю тебя, Марк. — Потом утыкаюсь лицом ему в грудь и впитываю как сам быстрый перестук его сердца, вторящий моему почти в унисон, так и умиротворяющее тепло мужского тела, преданного мне и любящего МЕНЯ. Это дороже всего, что только может быть даровано нам проведением… Спасибо, Господи!
Вот видишь, — Марк гладит меня по спине, — я же говорил, что знаю, о чем ты хочешь мне сказать…
Ты много на себя берешь, — наигранно хмурю я брови.
Вовсе нет, — он пожимает плечами. — Я давно знал об этом, счастлив, что теперь и ты поняла это.
О нет, — стону я, — это ведь не из категории «мне сказало об этом твое ЕКГ»? — закатываю я глаза, вспомнив разговор с его бабушкой. — Нет, нет, только не говори мне об этом.
Об этом и о многом другом, — вторит мне Марк голосом доброго доктора, увлекающего пациента в сторону психиатрического отделения. — У нас есть много тем для разговоров… и не только, — он снова мимоходом касается моих губ, — но для начала, пожалуй, нам следует поехать домой. Здесь становится все холоднее, а твои дети волнуются о нас.
О нас?
А как, ты думаешь, я нашел тебя? — приподнимает он брови. — Мелисса наказала мне вернуть тебя в целости и сохранности. И я не могу ее подвести!
Боже, я даже не знаю, как на это реагировать…
Реакция в виде поцелуя вполне приветствуется!
Мы сплетаем наши пальцы в крепкий замок и бредем прочь от пустующей остановки. Автобуса все еще нет, но мне он и не нужен — я села в другой.
Эпилог.
Я так нервничаю, что едва могу дышать, — стонет взвинченная до предела Ханна, — а уж о том, чтобы присесть — и думать нечего.
Я подхожу и бережно беру ее за плечи, заставляя любимую посмотреть прямо в свои глаза. Обычно это ей помогает: она говорит, мои глаза действуют на нее гипнотически, чем я и пользуюсь самым бессовестным образом, — только сегодня этот «гипноз» не срабатывает — я чувствую, как ее всю потряхивает, словно в ознобе. Придется прибегнуть к более решительным мерам…
Думаешь, малышке понравится твое скисшее от нервозности молоко? — напускаю я в голос капельку строгости. — Не женщина, а торнадо какой-то… Немедленно прекрати эти метания и…
И? — подгоняет меня она, абсолютно не устрашенная моим строгим голосом.
… И вообще все будет хорошо. Иди сюда! — я тяну ее за руку в ближайшую комнату — та выполняет функцию студии, в которой меня подчас охватывает странная неловкость, ведь с доброй половины расположенных здесь холстов на меня смотрит мое собственное лицо — и плотно прикрываю за нами дверь.
Что ты задумал? — посмеивается Ханна, лукаво прищуривая враз потемневшие глаза.
Задумал успокоить тебя, — шепчу я самым эротическим голосом, на который только способен, — и я знаю единственно верный способ сделать это… — Целую тыльную сторону ее шеи под волосами и при этом веду пальцами вдоль позвоночника. — Думаю, тебе не помешает немного расслабиться…
Мы не будем делать это сейчас, — сипит Ханна, откидывая голову и позволяя мне касаться губами пульсирующей жилки на шее под ее подбородком. — Твои родители вот-вот придут.
Ну и что? — продолжаю осыпать поцелуями ее побородок, подбираясь к губам. — Со своей женой я могу делать все, что угодно.
И все же, — Ханна смотрит мне прямо в глаза, — как ты можешь быть таким спокойным?