Тот, кто должен

– Вы же главный редактор. И вы не очень довольны моей работой. Мне нужно знать, что вам не нравится.

– Мне не нравится то, что тебе это не нравится, – ответила она.

– Что?

– Все это: статьи, работа, журнал, офис, жизнь.  

– Я не понимаю.

            Она отложила все бумаги, сняла очки.

– Я не критикую твой стиль, нет. Очень хороший стиль стороннего наблюдателя. Ты немного ироничен, немного лиричен, немного циничен, но в целом – холоден и абстрактен. Ты каждой строчкой подчеркиваешь, что ты тут ни при чем, что эти мании тебе чужды, что они смешны, даже смешны. Но это не просто стиль – это и есть твое отношение. Ты не с этими героями, не с этим журналом, не с этими людьми. Так бывает, когда компания мальчишек нашкодила, а тебя  с ними не было, ты в это время дома уроки учил, мама об этом знает и даже не спрашивает тебя ни о чем, даже не подозревает.

– Согласитесь, что трудно поддержать кого-то из моих персонажей, – Мих попытался свести все к шутке.

– Соглашусь. Мне даже сначала показалось, что твои статьи лучше, чем все остальные в журнале, на уровень выше, поэтому немного диссонируют. Но это очень холодные статьи, очень. И мне даже спросить хотелось, а в социалке ты помог кому-то? А по телефону доверия? Хоть где-то? Хоть кому-то? Хоть один раз? Хоть родным людям? Но потом по твоим статьям стало понятно, что ты выше этой суеты.

– Неля, простите… Вы не профессионал в этом. Вы нюансов знать не можете. Вы и в своей работе хотите ограничиться и обойтись без «нововведений». 

– Да-да, – согласилась она. – Но мне это не нравится. Ты спросил, что мне не нравится. Я ответила: мне не нравится твое отношение – абсолютно ледяное равнодушие. Смотри, следующая статья – о суициде. Я понимаю, что ты можешь интересные истории рассказать в тему, Интернет просеять, но есть живой человек – девушку недавно выписали из психиатрической клиники после попытки самоубийства. Я ее историю знаю вкратце, понаслышке, и мне хотелось бы, чтобы ты с ней встретился. Но я понимаю, что для журнала это не необходимо. Ты и без ее истории сможешь написать отличную абстрактную статью, указать мотивы подобных поступков и привести общепринятые рекомендации.

            Мих молчал.

– Вы ко мне несправедливы, – заспорил все-таки. – Я не подросток, который рассуждает о чем-то, зная это из книг, не испытав, не столкнувшись, не почувствовав. Я тоже хлебнул. И достаточно. Я своих проблем – врагу не пожелаю. И, разумеется, я хотел бы помочь, и чтобы мне помогли. Но моя практика убедила меня в том, что слова психолога не могут ничего изменить в корне. Они могут слегка подкорректировать, примирить с чем-то, успокоить, не больше.

            Неля пожала плечами.

– Это не так мало, особенно, если это слова, произнесенные с верой, а тем более – слова специалиста, «профессионала». Но этого и не нужно, – оборвала сама себя. – Я и так в целом довольна твоими статьями. И я тебе не навязываю ее. Уверена, ты и без личной встречи соберешь достаточно материала.

            Она надела очки и снова уткнулась в бумаги. 

            И Мих сел напротив. Вернулось то самое желание, которое возникло при первой беседе в ее кабинете – стереть пыль: с полок, с бумаг, с нее, с себя, со всего вокруг.

– Дайте мне адрес этой девушки. Я поговорю с ней.

            Неля молча написала адрес на стике. Ему казалось, что нужно спросить еще о чем-то, но ничего не приходило в голову, кроме одного:

– Вы совсем в меня не верите, Неля Захаровна?

            Она подняла глаза.

– Я хорошо знаю… ровесников своей дочери. И даже ровесников своего внука… Не верить в новое поколение – признать свою жизнь бессмысленной. Но главное не в моей вере, а в вашей. Главное, чтобы вы верили в себя. А вы не верите: ни в себя, ни в других.

            Мих только криво улыбнулся.

            Лето отпрянуло от окон, жара отступила. Уже давно стояла прозрачная, сдержанная осень. Между зданиями и остановками тянулись тонкие нити паутинок. Облетали листья с каштанов и кленов, вытанцовывая нелепую, старомодную кадриль на тротуарах. Смена времен года – атавизм в большом городе. Мих смотрел из окна офиса и не чувствовал в себе сил для начала чего-то нового. А даже для того чтобы стереть пыль с верхней полки книжного шкафа, нужны силы.

33. МАТЕРИАЛ ДЛЯ СТАТЬИ. ИСТОРИЯ МАШИ

            Потом все само собой образовалось. Однажды я выпила немного, поплакала, легла спать в слезах, а проснулась – с Лариской. Утро было холодное, почти зимнее, а мы еще отопление не включили, вот она и пришла ко мне греться.

            Было воскресенье, выходной, идти никуда не надо, а глаза открыть страшно: сейчас наступит день, и все закончится, будто приснилась. Но Лариска прижалась ко мне крепче.

– Ну, чего ты? – спрашивает. – Чего? У меня же не в первый раз такие отношения. Нам хорошо вместе будет…

            И правда, хорошо нам тогда было. Не механически, а как-то… Не могу объяснить. Как будто разлилось что-то теплое, какое-то чувство, как молоко, – накрыло всю землю и нас тоже. Как будто мы на глубине – под толщей этого чувства. Как будто мы защищены, спасены от чего-то.

            Мы с Лариской недели две прожили, как влюбленные. Целовались, обнимались, шампанское пили.