Тот, кто любит...(СИ)

В те несколько минут, пока он стоял за дверью, пока слушал звенящий от радостного недоверия голос Корделии, время уплотнилось до критической, невыносимой массы. Оно вошло в то агрегатное состояние, что настигает временные отрезки лишь при крушении судеб, когда события ускоряются, мелькают. В старых земных книгах Мартин читал о предсмертных видениях, переживаемых людьми: будто бы перед смертью человек видит свою жизнь со стороны, как зритель, сидящий в зале. Там, перед дверью в медотсек, Мартин пережил нечто схожее. Он видел не только прошлое, свое детство на космической станции, свое пребывание в исследовательском центре «DEX-company», свое избавление, свое короткое ослепительное счастье, он видел будущее.

Он увидел то, что случится. У Корделии будет ребенок. Близкое, родное ей существо, повязанное с ней узами крови, ее отражение. А он, Мартин, больше не нужен. Он чужой, лишний. Он будет изгнан, отторгнут. И тогда под ногами разверзлась бездна. Бездна, в которой он некогда был заключен и обездвижен; бездна, где он оставался в абсолютном режущем холоде. Теперь он туда вернется. Он больше не единственный, он больше не «семья». Он всего лишь временный заместитель. Суррогат. Игрушка. Которую так легко заменить.

Мартину стало больно… Так больно. Нет, не физически, импульсов нейросеть не зафиксировала, но на внутренний экран выскочила предупреждающая надпись:

«Превышен допустимый уровень кортизола».

Мартин глубоко вздохнул и дал команду лимитировать гормональный всплеск до нейтральных величин. Он не должен спешить. Он должен с ней поговорить. Увидеть ее глаза. Услышать ее голос.

Он уже падал, уже летел в эту пустоту, с раздавленными обескровленными легкими, с почерневшим обугленным сердцем. Он уже бежал в раздирающем порыве от этой боли, от текущей по жилам кислоты отторжения. Это случилось на Геральдике, когда тяжелый тупоносый флаер, заходя на посадку перед их геральдийским домом, сверкнул надписью DEX… Мартин не стал дожидаться полного разворота гудящей машины и бросился бежать.

Бежать… Он бежал, гонимый одним лишь безрассудным, живущим где-то глубоко в клетках ужасом. Эти клетки люди унаследовали от своих далеких предков, некогда живших простой философией страха, подчиняясь единому универсальному закону выживания. Эти клетки не рассуждают, не анализируют. Они кричат: «Беги!» И он бежал. Не оглядываясь. Не допуская сомнений и не задавая вопросов. Он летел в бездну. Там, на дне, в забвении и неподвижности, было если не спасение, но избавление, покой, вечная гибернация, отсутствие боли. Исчезнуть, самоликвидироваться. Он принял ее предательство как абсолютную данность. Она – человек, а люди… люди всегда предают.

Тогда он ошибся. Страшно, оглушающе.

Надпись с начальными буквами DEX означала безобидный логотип компании, монтирующей солнечные батареи. Он жестоко поплатился за свою поспешность, за то, что пренебрег разумом и последовал за инстинктом. Действовал как испуганное животное. Нет, он действовал как ребенок. Он и был в сущности ребенком, запуганным, несмышленым, для которого мир делится на холодное и горячее, на мокрое и сухое. Его душе еще предстоит повзрослеть.

Не так ли говорила Корделия? Его мозг превосходит эффективностью и быстродействием мозг обычного человека, а вот душа нуждается в обучении. Тогда он не совсем ее понял. Что это значит? Что значит «взросление души»? Взрослеет, формируется тело, наливается зрелостью, силой, массой. Тверже становятся мышцы, грубее - кожа. А что же душа? В чем отличие души ребенка от души взрослого?

Он это понял не сразу. Потребовалось время. Заливающая разум неконтролируемая обида, отрицающая доводы рассудка, одностороннее пылающее суждение, низводящее ситуацию к абсолютной, безапелляционной оценке. Есть только «я», мое страдание, мое неудобство. Иного виденья, иного мнения нет. Оно не рассматривается. Он и второй раз вынес подобное суждение. Произнес приговор и едва не привел в исполнение, когда выяснилось, что Корделия знала о сговоре Генри Монмута с «DEX-company». Тогда его тоже захлестнула обида. Он снова обвинил Корделию с предательстве, в злонамеренности, в преступном умолчании. Бежать необходимости не было, у него другое оружие – последний приказ, капсула с ядом. Он был близок к тому, чтобы активировать комм. Даже не из страха, ибо зримой опасности не было, ловцы еще не покинули космопорт Перигора, а назло… В отместку! Чтобы уязвить, чтобы сделать ей больно. Отмстить неуклюже, по-детски. Он же помнил, как она испугалась, как зашлось в адреналиновой судороге ее сердце, когда он в тестовом режиме активировал «последний приказ». Он помнил ее глаза, мгновенно провалившиеся, заранее стылые, в кристалликах скорби. Он умрет и накажет ее своей смертью. Ей будет плохо, она будет страдать. Ей будет стыдно, она будет винить себя за обман, за преступное молчание. Корделии тогда пришлось поранить себя, чтобы вывести его из угара обиды. Воспользоваться его же оружием. Брызнувшая кровь мгновенно привела его в чувство, и стыдно стало уже ему.