Тот, кто меня купил

– Поцелуй меня, Эдгар, – то ли просит, то ли требует. Но мне без разницы. Я целую. Поднимаю её, заключаю в объятия и забываю обо всём.

Только она и я. А всё остальное пусть летит к чёрту или подождёт. Мне сейчас жизненно необходим этот глоток воздуха, чтобы жить дальше в мире, где появляются очертания и краски. Штрихи и нюансы. Подробности и детали. Чёрно-белое немое кино становится цветным. В него врываются звуки. Мой или её стон? Моё или её дыхание? Да разве это важно?..

Глава 42

Эдгар

– Оставь её в покое, – уничтожаю взглядом Мелехова. – Зачем тебе это нужно? Ты же знаешь: я не вмешиваюсь в твою личную жизнь. Даже если ты надумаешь похитить дочь короля из африканского племени, я слова тебе не скажу. Но сейчас ты дуришь голову подруге моей жены. Тая расстроена. Девушка не сдала экзамен. И только ты тому виной. Знаешь почему? Потому что ты всегда думаешь только о себе и своих чувствах, ощущениях, похоти. На остальных тебе плевать.

Я произношу свой монолог в духе театра одного актёра. Сам задаю вопросы, сам же на них и отвечаю. Сева молчит. И упрямое выражение его лица говорит о многом. Ему плевать на мою нотацию. Ослоподобный упёртый баран. А я никак не нащупаю, за что его можно придавить. За какую ниточку дёрнуть, чтобы заставить хотя бы высказаться. Я уж не говорю – послушаться меня.

– Знаю, не моё дело. Но ты можешь хоть иногда быть человеком и думать головой, которая у тебя на плечах, а не между ног?

Сева бросает на меня непроницаемый взгляд, и губы его кривятся в усмешке.

– Да зачем мне та, что на плечах, если вполне устраивает то, что между ног? Заметь: устраивает не только меня.

– Сев, ну по-человечески тебя прошу. По-дружески, – сбавляю я тон и почти вздыхаю. Пытаюсь ещё и с этой стороны надавить.

– Веришь? Не могу. Помешательство какое-то. Как влип в неё сразу после вашей свадьбы, так и… в общем, не вылезаю из неё. За исключением тех бездарно прожитых трёх дней. Какой-то фейерверк страстей. У меня ещё никогда не было такой сумасшедшей самки.

Я прикрываю глаза и считаю до десяти. Как хорошо, что мы беседуем наедине, и Тая не слышит вот этой наглой ахинеи. Неуважительной. Мерзкой. Но это Сева. Я привык к нему любому. Человек мира, бесконечных связей и знакомств. У него своя история, заставившая жить легко и не принимать ни одного человека близко к сердцу. У Севы нет сердца. Есть орган, который качает кровь.

– Хороша чертовка. Огонь. Башню рвёт на части. Прям жесть. Трындец, короче. И пока я не выем эту тыковку до хвостика и шкурки, не остановлюсь.

– Ты мерзок, Сева.

– А что поделать? Ты же знаешь: никакой глубины, только мелкая лужа, да и та не по колено. Подумаешь, экзамен она завалила. Зато потусила, получила сполна не только комиссарского тела, но и прочие блага цивилизации. Ты же знаешь: я щедр, а она принимает подарки и другие знаки внимания слишком охотно, чтобы быть полностью бескорыстной и святой. К тому же, такой опыт, Эд, такой опыт! Закачаться! Небось твоя Тая – скучная гусеница в постели. Особенно по сравнению с Птичкой.

Это он забрасывает удочку, чтобы узнать подробности моей личной жизни. Сева всегда отличался слишком развитым любопытством. Его прям колбасит. Хоть и должен привыкнуть: я не делюсь своей постелью ни с кем. Хотя знаю: он перепробовал всех или почти всех моих любовниц. После меня. А, может, и вместе со мной.

Слишком азартен, чтобы устоять. Но об этих победах он благоразумно предпочитает помалкивать. Хотя, бывает, его прорывало на откровенность и здесь. Сева не сдержан там, где дело касается половой сферы. Наверное, это болезнь, но я уважаю конфиденциальность и никогда не пытаюсь ни воспитывать, ни вправлять мозги. Сегодняшний случай – исключение. Я обещал поговорить. И всеми силами пытаюсь образумить этого стрекозла. Тщетно. Но я всё же делаю ещё один заход. Как-то мне не улыбается сказать Тае, что я не смог приструнить своего личного помощника.

– Сева, – разглядываю на его щеке царапины, что оставили ногти моей матери. – Рано или поздно эйфория спадёт. Ты отряхнёшься и уйдёшь искать новых бабочек, овечек, пастушек, бестий, королев, шлюх, а девушка будет страдать.

– Она будет страдать в любом случае, – улыбается плотоядно Сева. – Какая разница? Днём раньше, днём позже. Там всё сцепилось уже намертво, Гинц, как ты не понимаешь? И если я сейчас её брошу, ей будет больно. И это не поможет сдать экзамен. Может, даже наоборот: повредит. Она завалит сессию полностью, страдая, что я такой-сякой мерзавец.

Он произносит эти слова и наслаждается. Упивается собственной неповторимостью.

– Тогда ты вынуждаешь меня на крайние меры, – произношу спокойно, и вижу, как Мелехов напрягается. – Ссылка, Сева. Долгосрочная. Грозящая превратиться в бессрочную.

– А вот это низко и грязно, – смотрит он на меня холодно. – Запрещённый удар ниже пояса. Можно подумать, меня это остановит. Я умыкну её отсюда вслед за собой, поверь. В любую тьмутаракань.

– Неплохо, – соглашаюсь, – будете жить бедно, но счастливо. Почти семейно.

Сева вдруг оживляется, смотрит на меня с интересом.