Тот, кто меня вернул

От этой мысли закружилась голова. Та «операция» на складе, её не забыть. Иногда ночью просыпаюсь на импровизированном операционном столе и вижу над собой карие глаза моего мучителя в прорезях маски. После этого уже не заснуть. Купаюсь в холодном поту и до боли прикусываю губу, чтобы не закричать.

Любое напоминание о прошлом отзывается во всём теле спазмом паники.

В комнате делать нечего, поэтому я забираюсь в постель. Закутываюсь с головой и стараюсь ни о чём не думать.

Снизу раздаются тихие голоса, звон посуды, детское хныканье. Батарея булькает теплом, и я постепенно отогреваюсь. Сон не приходит, но общаться с чужими людьми не хочется.

Что я делаю на даче незнакомого мужчины?

Торопливый стук — и АД появляется в дверях, не дожидаясь моего «Войдите». Осматривает комнату и, заметив мешки с одеждой, недовольно поджимает губы.

— Ты не распаковалась.

Молчу.

— Пойдём готовить еду.

Не двигаюсь.

— Лера, это не вопрос. Поднимайся! — АД сдёргивает одеяло и подаёт мне руку. — Быстро!

Поднимает меня с кровати и подталкивает к двери.

Наверное, мне хотелось, чтобы он за мной пришёл. Чтобы выдернул из постели и из заточения в себе и заставил бороться. Я не хочу быть слабой и нуждающейся, но я не знаю, как выпустить из себя боль. «Болепускание» вместо кровопускания. Не могу избавиться от отчаяния.

И больше всего я боюсь узнать, что останется после того, как боль уйдёт. Боюсь встречи с пустотой.

Мы толкаемся на кухне. Втроём. Малыш лежит на диване, окружённом баррикадой из стульев. Женя режет салат, АД пьёт пиво. Отличное разделение труда.

— Ты голодная? — спрашивает Женя. Говорит приветливо, но не улыбается. Она почти совсем не улыбается, даже когда разговаривает с сыном.

— Нет, спасибо, — отвечаю тихо.

Я не знаю, что делать на кухне, мне здесь не место. Медленно отступаю к холодильнику, прижимая больную руку к груди. Трусь лопатками о холодную поверхность и смотрю под ноги.

— Лера голодная, — говорит АД между глотков. — За весь день съела один бутерброд.

— Неправда, — возражаю из вредности.

— Что ты ела?

— Не твоё дело, АД.

Я веду себя, как ребёнок. Гриша — и то более уравновешенный.

Тут же смущённо смотрю на Женю, но она не обращает внимания на мою грубость.

— Поможешь мне, Лер? — Суёт мне в левую руку пачку куриных грудок. — Сполосни и положи на сковородку. Потушим в соусе со специями, а потом добавим рис. Подойдёт?

Голодное урчание в животе выдаёт меня с головой. Но никто не смеётся, даже не улыбается.

Только ребёнок гулит на диване, лёжа на животе распластанным лягушонком. Пытается ползти, хватается пальцами за пелёнку и пускает пузыри. Упорный, мне бы у него поучиться.

«Сполосни и положи на сковородку».

Кладу упаковку на разделочную доску, протыкаю пальцем плёнку и достаю куриную грудку. Тут же жалею, что не включила воду, потому что теперь рука грязная. Кладу грудку обратно, сдавливаю кран между предплечьем и гипсом и пытаюсь повернуть.

АД ставит пиво около раковины и прислоняется к моей спине. Медленно, слишком медленно, чтобы это было всего лишь попыткой помочь. Обхватывает левое предплечье и гипс на больной руке. Стоит, прижавшись, повторяя мою позу. В кухне слишком тесно, слишком жарко. Слишком много мужчины за моей спиной. Он просто помогает включить воду, но в моей голове этот момент прокручивается, как замедленный кадр, и я не могу вырваться из странного оцепенения. Как в лифте. Женя щебечет что-то по поводу пользы имбиря, не замечая странной сцены за её спиной. АД включает воду, проверяет температуру и моет мою здоровую руку.

В этот момент Женя оборачивается и вскрикивает, и я тут же заливаюсь краской. Пытаюсь вырваться, но только ближе прижимаюсь к АДу.

— Прости меня, Лера! — причитает Женя. — Не знаю, что у меня с головой. Тебе не справиться одной рукой, а я, дура, всучила тебе курицу.

— Ничего страшного, — отвечает АД в мои волосы. — Я помогу Лере, а ты займись рисом.

Женя продолжает извиняться, а я мечусь из стороны в сторону, вырываясь из рук АДа.

— Не дёргайся! — ругается он и выпускает меня на свободу. — Лучше налей на сковороду масла.

Я выбираю глубокую сковороду, наливаю масло и слежу за мужчиной, которого не знаю. Совершенно не знаю. Подпускаю слишком близко к себе, повинуясь инстинктам, которых раньше не замечала. Доверия между нами нет и быть не может. Но есть глубокое, ноющее чувство, толкающее меня к АДу. Его легко спутать с влечением, но дело не в сексе. Хотя… Нет, это другое. Инстинкт выживания. Уверенность, что АД знает путь к моему спасению и подскажет мне, как выжить. Как пройти через пустоту и пробудить в себе жизнь.

* * *

Мы обедаем молча, и только ребёнок разбавляет тишину. С чужими людьми легче, они меня не знают. Они понятия не имеют, какой я была, какой могла стать. Им не известны обещания моего прошлого и блеск талантливого будущего.

После обеда мы убираем со стола, все вместе. Потом Женя садится на диван, берёт ребёнка на руки и следит за АДом. Тот решительно указывает мне на стул.

— Сядь, Лера.