Не хочу быть такой — скандальной, злой, неблагодарной. Никогда раньше не страдала вспышками гнева. У АДа — талант вытаскивать на поверхность мои самые неприглядные качества.
АД выглядел чрезвычайно довольным моей реакцией. Значит, действительно провоцирует.
— Ты больше не хи… — начал он, но опомнился. Моргнул, остановился, пнул ногой грязный комок снега на дороге.
Давай же, АД, не стесняйся, закончи предложение. «Ты больше не хирург». Ведь ты читал копию моей карточки.
— Сейчас ты не хирург, Лера.
Он никогда не узнает, как ранили меня его несказанные слова. Каким холодом обдали. «Ты больше не хирург». Некоторые вещи нельзя говорить равнодушно, даже если они — чистая правда.
АД жесток. Очень. Режет, как… Режет, как хирург.
Говорят, на правду не обижаются. Вот и я стою и не обижаюсь, совсем. До слёз не обижаюсь.
— Утром сделаешь упражнения при Жене, вечером — вместе со мной, а днём занимайся сама. Гриша спит после обеда, поэтому Женя вернётся к себе. Если заподозрю, что ты отлыниваешь, заставлю ходить к ней домой.
Остановившись у кирпичного забора, я покрутила пальцем у виска.
— Ты вообще хоть слышал о правах человека? Ты ненормальный, АД. Я не ребёнок, чтобы принуждать меня жить по расписанию и следить за каждым шагом.
— Докажи, что можешь сама о себе позаботиться, и тогда я тебя отпущу.
— Отпустишь??? Я добровольно с тобой поехала и могу вернуться в город в любую минуту.
— Вперёд! — АД махнул рукой в сторону заснеженного леса.
Снег скрипел зимней свежестью, промораживая подошвы. За городом намного холоднее и приятнее, чем дома.
Наверное, я не хочу уезжать. АД сделал мне больно, но он же и разбудил меня, вырвал из абсолютного пустого отчаяния.
— Мне следует тебя поблагодарить, АД. Ты по-своему обо мне заботишься. Понимаю, что ты просто подтираешь следы за Седовым, но всё равно спасибо.
— Не усложняй, Лера. Всё очень просто. Ты готовишь еду, общаешься с Женей и делаешь упражнения. Через день я вожу тебя в клинику на осмотр и реабилитацию. Как только я решу, что тебя можно отпустить, наши пути разойдутся. Насовсем. Никаких «спасибо», никакой дружбы семьями, никаких открыток на Новый год.
— Зачем это тебе?
— Считай это моей причудой.
Мы подошли к дому. Внедорожник припорошило свежим снегом, и только «дворники» выделялись на белом фоне удивлёнными полосами бровей.
— Не презирай меня, ладно?
Я удивилась своим словам больше, чем АД. Мне же наплевать, что он обо мне думает, так с чего вдруг забеспокоилась?
Стряхнув снег, АД скинул куртку и зажёг свет. У него действительно красивый дом. Внутри — сосновые балки, тепло, уютно. По внешнему виду и не догадаешься, как хорошо внутри. Может, когда-нибудь скажу АДу, что мне нравится его дача, но не сейчас.
— Я не знала, как справиться с кошмаром. Я потерялась, но ты не думай, я выкарабкаюсь. Обязательно что-нибудь придумаю.
— Не надо ничего придумывать, Лера. — Забрав моё пальто, АД стряхнул снежинки и повесил его у печки. — Вообще не думай, лучше занимайся делом. Утром готовь завтрак и ешь. Плотно. Потом можешь погулять по саду, но за ворота не выходи. В одиннадцать придёт Женя, тогда сделаешь упражнения. Потом приготовите обед. Когда Женя отнесёт Гришу домой, ты снова займёшься упражнениями. Как закончишь, сделаешь ужин, и к тому времени я вернусь. У тебя не останется времени думать. Не думай, Лера. Вообще.
Неплохой совет.
Даже отличный. Почему АД не появился раньше? Почему сразу не научил меня не думать?
Остановившись в дверях, я наблюдала, как АД подбрасывает дрова в печку. Чугунная кочерга в сильной руке, зола на джинсах. Хочется подойти и отряхнуть. Или сесть рядом и сказать…
Что? Спасибо?
Как выразить, что я чувствую? Весь день бунтовала, злилась, но ведь он добился своего. Разбудил меня. Уже сделал для меня очень многое, а я позволила ему, пошла на поводу, ощущая на языке смесь благодарности и негодования.
— Сегодняшний день стал для меня большой неожиданностью. В хорошем смысле.
АД резко обернулся, словно услышав в моих словах неожиданную угрозу.
— Не придумывай. Не анализируй.
Знать бы, как. Научиться бы жить, не думая.
После душа я расчесала волосы, впервые за этот день. Длиной чуть ниже плеч, они тут же закрутились благодарными каштановыми кудряшками. Синяки под глазами — жуть. В глазах — тоска. Красота неописуемая. С чего взрослый мужик со мной носится, не знаю. Очищает свою карму, небось, уж точно не из-за моей неписанной (читай — несуществующей) красоты.