Тот, кто полюбит все твои трещины

– Хорошо, спасибо за ваш отзыв, я приму его к сведению. Действительно, мы были слишком уверены в нашей пилотной программе. По всей видимости, мы слишком давим на гибрид, когда хотим, чтобы он транслировал весь шарм парней вроде Вашингтона, Джексона и всех прочих.

И мистер Гупта такой:

– Я хочу отметить, что это наши самые популярные президенты.

А она:

– Так, а что, если вы наймете обратно десять уволенных сотрудников, а мы дадим вам новый гибрид, который заменит ваших самых непопулярных ребят? Вы ничем особо не рискуете, а у нас будет возможность проработать все недостатки.

А мистер Гупта:

– Честно говоря, я уже подостыл к идее клонировать десять президентов и сделать из них одного. Может, нам просто остановиться на парнях в костюмах.

А белая дама:

– Мистер Гупта, я очень удивлена и разочарована слышать от вас такое. Вы разве не помните о соглашении, подписанном вашим начальством с «ФилдингКорп»? Оно дает нам долю в бизнесе парка, чтобы мы могли заниматься здесь бета-тестированием новых биотехнологий. Мне бы очень не хотелось тащить вас в суд из-за всего этого, особенно учитывая, что все в нашем фонде еще твердо верят в миссию «Президентленда» и в потенциал нашей работы по оживлению истории.

А мистер Гупта:

– Прошу вас, нет никакой необходимости идти в суд.

А дама:

– Полностью согласна. В этом мы определенно единодушны. Также мы единодушны в том, что имплементация Вадж’ма была преждевременной. Мы все немного увлеклись, но разве это преступление? Мы пробуем разные подходы. Мы должны позволить себе ошибку, чтобы двигаться вперед. Попробуем еще раз с другими президентами, да?

Мистер Гупта:

– Попробовать можно.

Дама:

– С непопулярными президентами?

Мистер Гупта:

– Да.

Дама:

– Замечательно. Я знала, что могу положиться на ваш здравый смысл.

Я, возможно, не самый смышленый президент в этом парке, но и не полный идиот, поэтому понимаю: это плохая новость для Честера А. Артура.

Я, согнувшись, иду через холл в Гардероб, где Гаррисон все еще выбирается из своего костюма. Я все ему рассказываю, и он такой:

– Ну, нам пиздец.

А я:

– Думаешь?

А он:

– Смотри, чувак, я Бенджамин Гаррисон, самый малоизвестный Гаррисон. Задумайся на секунду: я менее знаменит, чем даже мужик, который был президентом один месяц. А ты Честер А. Артур. Твоим главным достижением был закон Пенделя или еще какая-то фигня.

А я:

– Закон Пендлтона о реформе государственной службы.

А он:

– Кому не похер? Мы крайние, по-любому, как ни измеряй. Если они будут избавляться от десяти президентов – тебе крышка, и мне крышка.

Когда я возвращаюсь домой и мама спрашивает меня, спросил ли я об отгуле, я просто говорю, что не получится.

А она:

– Что это, блин, значит – не получится?

А я:

– Иногда вещи просто не получаются, мам.

Теперь, я так понимаю, мои дни в парке сочтены. Не поймите меня неправильно, это полный отстой, потому что нам сейчас реально нужны деньги, но не думаю, что буду сильно скучать по самому парку. Я точно не буду скучать по болванам-президентам, которые там работают.

Когда я был маленьким, я приходил в «Президентленд» и мечтал, что однажды стану президентом – да, вот каким маленьким и глупым было мое воображение. Я думал, что нарядиться в костюм, надеть большую поролоновую голову и расхаживать по парку развлечений будет, типа, вершиной совершенства. Но на самом деле все, что здесь есть, – просто кучка мудаков, и оказалось, что, если сделать мудака президентом, ты всего лишь получишь президента-мудака. Мог бы, наверное, и догадаться: должность президента не меняет тебя, ну, не так чтобы; она просто раскрывает еще больше тебя в тебе.

Однако я буду скучать по Эмике из Гардероба, и, может, мысль о том, что я больше не буду видеть ее каждый день, делает меня сентиментальным, а может, я уже отупел от долгого нахождения в костюме на жаре, или, раз уж меня скоро, вероятно, уволят, мне просто стало на все похер, но какой бы причина ни была, я решаю спросить Эмику, не хочет ли она как-нибудь выпить со мной после работы.

Как только я ее спрашиваю, я сразу же жалею об этом, потому что, во-первых, конечно же, она не хочет, а во-вторых, куда я ее поведу? Единственный бар, куда я хожу, расположен в кегельбане прямо за дорожками, и туда нельзя привести девушку, потому что там полно странных старых мужиков и все они пытаются продать тебе мыло для рук – это связано с какой-то мутной схемой, что опустошила множество карманов в прошлом году. У меня такое ощущение, что, если бы я попытался отвести Эмику в хороший бар – например, в винный бар или какой-нибудь хороший клуб или типа того, – вышибале хватило бы одного взгляда на меня, чтобы сказать: «Ты прикалываешься?» И Эмика бы посмотрела на меня и такая: «Знаешь, раньше я этого не замечала, но теперь, если подумать, этот вышибала в чем-то прав, по крайней мере, по поводу „Ты прикалываешься?“»

Но потом я обо всем этом забываю, потому что Эмика говорит: «С удовольствием».