Чем ближе были склоны величественного и дикого Сихотэ-Алиня, тем больше дорога тяготела к долинам рек, к которым, в свою очередь, все плотнее подступали горы. Достижения цивилизации постепенно сузились до обочин дороги, а затем и вовсе уступили место уссурийской тайге. Молодые деревья перестали быть в большинстве и скромно попрятались под кроны авторитетных стариков, среди которых выделялись ростом темно-зеленые пихты и кедры. Густой подлесок из кустов и лиан сплел меж стволов труднопроходимую, живую преграду, за которой начиналась вотчина зверей, птиц и дикой природы.
Всякий раз, приезжая в Варфоломеевку, Денисов чувствовал неизменную грусть, приправленную ностальгическими переживаниями. Подсознательно он был сильно привязан к этим местам, хоть и уехал отсюда вместе с матерью двадцать пять лет назад. Вот и сейчас попадавшиеся навстречу деревушки казались Сергею несправедливо забытыми друзьями, каждый поворот дороги возвращал его в детство и пробуждал какие-то воспоминания.
Солнце стало ярко-оранжевым и собралось спрятаться за горизонт. Оно посылало свои прощальные лучи вслед автомобилю и отражалось всполохами космического пожара на заднем стекле.
Где-то в стороне солнца остался Владивосток, но ничто, кроме узкой ленты асфальта, не связывало эти края с прагматичным портовым городом.
Когда до Варфоломеевки осталось несколько километров, дорога выпрямилась и вынырнула на отвоеванную у тайги равнину. Денисов снизил скорость и стал с интересом рассматривать знакомые места.
Варфоломеевка находилась справа от дороги. Сразу за деревней протекала река, размывая подножие ощетинившейся кедрами горы. Река называлась Павловка, по-старому Фудзин. Это был крупнейший приток Уссури. С левой стороны равнина тоже ограничивалась горной грядой. По долине было разбросано несколько островков низкорослого леса. Все остальное ровное пространство между двумя горными хребтами было отведено под поля. Когда-то на этих полях выращивали корм для животноводческого хозяйства Варфоломеевки, которое безвозвратно кануло в Перестройку, остались от него лишь разрушенные коровники и ржавые скелеты техники. В настоящее время поля не использовались даже на треть, несмотря на то, что, помимо варфоломеевцев, сюда приезжали за сеном все желающие из ближайших сел и деревень.
Треугольный дорожный знак предупредил о повороте на Варфоломеевку. В отличие от большинства сел, Варфоломеевка располагалась не вдоль основной трассы, а на дороге, перпендикулярной ей. Благодаря этому в деревне всегда царило спокойствие, проезжающие машины не раздражали стариков и не мешали свиньям и ребятне копаться после дождя в грязи на главной улице.
Сергей свернул направо и поднял облако пыли на разбитой машинами грунтовке.
На повороте в деревню стоял торговый павильон. Он был выкрашен синей эмалью, но за несколько лет покрылся разводами ржавчины и во многих местах облупился. Это был единственный действующий магазин в деревне. В течение дня возле павильона можно было видеть группу мужиков и старух, разложивших на газетах и на ящиках картошку, овощи, грибы, банки с дикой ягодой и медом, мотки лимонника и другие натуральные продукты. Когда возле павильона останавливались машины, «базар» оживал, и варфоломеевцы начинали наперебой предлагать свой товар. К вечеру торговый пятачок пустел. Те, кому удавалось что-то продать, отоваривались в павильоне и расходились по домам.
В витрине павильона, под непритязательной вывеской «Продукты», вероятно, украденной с фасада какого-то сельпо, горел свет. Денисов увидел в расчетном окошке лицо небритого мужчины, который с интересом посмотрел на джип, повернувший в деревню.
Незнакомые машины редко заезжали в Варфоломеевку. Всякий раз это становилось своего рода маленьким событием, можно сказать, «официальным визитом», который привлекал внимание большинства жителей деревни. Сергей не узнал мужчину, торговавшего в павильоне. Это неудивительно: он мало кого знал в деревне, в основном соседей и друзей своего дяди. Таких было не больше десяти. Хотя, как ни странно, Сергея помнили многие и, когда он приезжал в деревню, охотно узнавали его на улице, здоровались и не упускали случая рассказать какую-нибудь смешную историю из его босоногого детства.
Окраина деревни была в двухстах метрах от шоссе. Здесь дорога плавно переходила в улицу из одноэтажных, преимущественно деревянных домов. В окнах, обрамленных узорчатыми ставнями, горел желтый, пока еще неяркий свет. Сумерки еще не сгустились настолько, чтобы стало необходимо включить фары. Сергей прекрасно различал дорогу, но ехал медленно, стараясь не подавить флегматичных собак и загулявших допоздна кур.
Людей на улице было немного. Несколько старух сидели на лавках возле своих калиток, где их застал очередной, неизвестно какой по счету в их долгой жизни, вечер. Около общественного колодца сгорбленный старик с неопрятной бородой наполнял водой бидон, укрепленный на самодельной тележке. С крылец и веранд домов машину провожали любопытные взгляды.