Наконец за окном стало смеркаться. Павел Тимофеевич какое-то время продолжал латать тулуп, щурясь и поднося овчину к лицу, чтобы попасть иглой в нужное место, потом встал, повесил тулуп на вешалку и включил свет.
— Потихоньку будем собираться, — сказал он.
— Елагин нас дождется?
— Дождется. Теперь, кроме нас, ему не с кем уехать. Если он пойдет нам навстречу или притащится сюда, будет только лучше. Тогда у него наверняка не будет при себе оружия.
— В таком случае, может быть, лучше подождать, когда он сам к нам придет?
— Ты согласен ждать еще час, два или, может быть, даже три, пока у Елагина кончится терпение?
— Нет. Я хочу поскорей покончить с этим делом. К тому же мероприятие может оказаться опасным. Неизвестно, что Елагин может выкинуть. Лучше сделать все там, где не будет случайных прохожих.
— Тоже верно. Хотя я настроен так, что этому подонку лучше не пытаться выкинуть какой-нибудь трюк с нападением или побегом. Если он не захочет сдаться по-хорошему, я лучше отстрелю ему ноги и отвезу не в милицию, а в реанимацию. Пусть меня за это посадят.
— Ты ж был уверен, что все пройдет гладко.
— Я и сейчас в этом уверен, но, ей-богу, я не расстроюсь, если он бросится бежать, и мне придется подстрелить его как утку.
Павел Тимофеевич надел на пояс патронташ и начинил его патронами. Затем он зарядил ружье Денисова патронами с картечью и дал ему про запас еще два.
— Положи себе в карман. На всякий случай.
Завершая сборы, дядя повесил на ремень охотничий нож в кожаных ножнах, после чего мужчины обулись и вышли на крыльцо.
Надвигалась ночь. Через каких-нибудь десять минут темнота должна была поглотить село, оставив от Варфоломеевки только желтые окна, а от всего остального мира — звездное небо с долькой луны.
Можно было ехать.
Стало прохладно, и Сергей попросил у дяди его рабочую куртку. Одежда пришлась Денисову впору, если не брать в расчет коротких рукавов. Что касается Павла Тимофеевича, то он всегда одевался по-стариковски: теплее, чем того требовала погода.
Пока Денисов примерял куртку, дядя сходил в сарай и принес моток бельевой веревки.
— Прочная веревка, — похвалил Павел Тимофеевич, пряча моток в карман. — Не развяжет.
— Ну, что? Поедем? — спросил Сергей.
— Сперва присядем на дорожку, — предложил дядя.
Они сели на крыльцо и замолчали. К ним подбежал Цезарь, повертелся возле колена Павла Тимофеевича и тоже сел, словно понимая серьезность момента. Дядя погладил верного пса по спине и потрепал за ухо.
— Пора, — через полминуты сказал он и встал.
Они закрыли дверь на замок и вышли на улицу. Окна домов и несколько фонарей бледными пятнами освещали улицу. Поблизости никого не было. Павел Тимофеевич и Сергей положили ружья на заднее сиденье машины. Денисов дал двигателю прогреться, а дяде — выкурить сигарету. Потом они сели в джип и поехали по улице в сторону реки. Сергей чувствовал волнение и заметил, что дядя тоже сильно напряжен. Выдержке старика можно было позавидовать. Однако прищуренные больше обычного глаза и сжатые губы говорили о хорошо замаскированном беспокойстве.
Половину дороги они ехали молча, думая о предстоящем деле. Когда село осталось позади, и впереди мелькнул одинокий огонек окна в доме Елагина, Павел Тимофеевич предложил план действий:
— Лампочка над крыльцом у него не горит. Это очень хорошо, значит, мы сможем незаметно подойти к двери. Собаки у него нет — это тоже нам на руку. Как только он откроет нам дверь, ворвемся, направим на него ружья и заставим лечь на пол. Потом я его свяжу, и мы перетащим его в машину.
В изложении дяди все выглядело просто и осуществимо. Действительно, только сумасшедший мог в такой ситуации не подчиниться и подставить себя под огонь двух ружей.
Джип подъехал к дому Елагина и остановился возле калитки. В доме светилось одно окно, закрытое белой занавеской.
— А если Елагин что-то заподозрил и спрятался во дворе, чтоб убедиться, что мы его не обманем? — спросил Сергей.
Словно отвечая на этот вопрос, занавеска на окне отодвинулась, и в окне на секунду показалось небритое лицо Елагина.
— Все в порядке, — заметил дядя. Похоже, он нас не боится.
Они вылезли из машины и достали с заднего сиденья ружья.
— С богом, — сказал Павел Тимофеевич и распахнул калитку.
Они быстрым шагом подошли к крыльцу. Поскольку занавеска на окне больше не шелохнулась, они могли быть уверены, что пастух не подозревает о готовящемся штурме.
Несмотря на то, что пока все складывалось благоприятно, сердце Сергея стучало, как колеса скорого поезда. Нужно отдать должное Денисову, в этот момент он был очень возбужден, но совсем не чувствовал страха. Его даже удивляло, насколько он собран и готов к действию. Сергей полностью отдался происходящему. Он был в восторге от своей смелости и уже предвкушал, как будет писать об охоте на «варфоломеевского зверя».
Дядя стукнул два раза в дверь.
— Открыто, — раздалось изнутри.
Голос Елагина был спокоен — видимо, пастух не ожидал подвоха.
Павел Тимофеевич дернул на себя дверь и быстро шагнул в дверной проем, Сергей ринулся следом.
Елагин стоял к ним спиной. Услышав шум, он обернулся.