Тот, кто виновен

С самого первого романа «Терапия» я буквально пытаюсь переработать свои тревоги и страхи, которые в огромном количестве ношу в себе. Я считаю, что авторы триллеров — слабаки и трусы, иначе как мы можем внушить страх другим, если сами его не испытываем?

Во всяком случае, я как раз такой трус, и полагаю, что в этом виновата телепередача «Дело номер XV»,[39] которая нанесла мне психологическую травму уже в раннем детстве.

Каждый раз, когда с наступлением темноты я проезжал на велосипеде мимо пустой парковки, в голове у меня звучал гнусавый голос телеведущего: «В последний раз Себастиана Ф. видели вблизи парковки на углу Вальдшульалле и Харбигштрассе…»

Сейчас, десятилетия спустя, мои страхи стали более конкретными и реальными, и, конечно, они усиливались с каждым ребенком, которого производила на свет моя жена. У людей, как эмоциональных существ, есть только две возможности: мы можем противостоять нашим страхам или попытаться отогнать их от себя. Лично я решил заниматься этими темами, в отчаянной попытке прогнать этот ужас из моей головы.

Но я могу понять каждого, кто скажет, что не хочет читать ничего, что связано с насилием над детьми. Я сам с трудом смотрю видео, где задокументированы истязания животных. Однако я осознаю: ни жестокое обращение с животными, ни насилие над детьми не исчезнут только потому, что я отвернусь. Наоборот: преступники лишь выигрывают, если темы насилия и надругательства объявляются табу. Они пользуются тем царящим молчанием, за которым могут спрятаться.

В принципе, я потому и пишу на эти темы, что они меня волнуют. И потому что они актуальны. Каждый год только в одной Германии двести тысяч детей подвергаются насилию. Надругательство и насилие — это массовые преступления, и поэтому было бы абсурдно игнорировать их в таком коммуникативном средстве, как книга, которая дойдет до сотен тысяч людей, и вместо этого писать про убийство вдовы какого-нибудь миллионера в груневальдской вилле, чего по статистике почти не случается.

Но я, конечно, понимаю, что недостаточно просто писать об этом. И поэтому очень рад, что с начала года стал послом Немецкого общественного объединения против насилия над детьми.

Приемные семьи

Несколько лет назад у меня был волнующий разговор с одним хорошим другом, который вместе с женой взял на воспитание маленького ребенка. Как и Йола, этот малыш родился в трудной семье. Его родители употребляли наркотики, были даже признаки насилия. Органы опеки передали младенца в семью моего друга со словами: «Можете считать, что спасли этого ребенка из ада и что он никогда не вернется к своим биологическим родителям!» Мои друзья так и считали, но, к сожалению, ошиблись. Когда малышу исполнилось два года, служба опеки в первый раз захотела забрать мальчика из приемной семьи, хотя биологические родители все еще не избавились от серьезной наркотической зависимости, а обвинения в жестоком обращении не были сняты. И он произнес фразу, которая и вдохновила меня на этот роман: «Я скорее сбегу с нашим сыном из страны, чем верну его в тот ад».

И снова возник вопрос: «А что, если?», в котором я хотел докопаться до самой сути. Как бы отреагировал я сам, если у меня захотели бы отобрать моего любимого ребенка и передать человеку, который — пусть и много лет назад — истязал это маленькое живое существо? Конечно, я знаю, что права биологических родителей на ребенка в приоритете. И что на плечах судей и сотрудников органов опеки лежит огромная ответственность, когда они должны решить: оставить ребенка в приемной семье или вернуть в биологическую.

Но в случае моего друга все было однозначно. Настолько однозначно, что суд постановил: мальчик должен остаться в приемной семье, потому что условия у биологических родителей неприемлемы для ребенка. Это решение было уже многократно подтверждено: семья моего друга должна ежегодно являться на судебное разбирательство, потому что в Германии биологические родители могут регулярно обращаться в органы с требованием вернуть им отобранных детей. Саския Этцольд, судебный медик в университетской клинике Шарите в Берлине и соавтор написанного вместе с моим другом Михаэлем Тсокосом и стоящего прочтения памфлета «Германия истязает своих детей», утверждает, что каждый второй день от последствий жестокого обращения в Германии умирает один ребенок. Очень часто это дети, которые были возвращены органами опеки в биологические семьи. «Это просто недопустимо, что у меня на столе для вскрытия трупов оказываются дети, потому что права родителей были важнее», — заявила Этцольд в интервью журналу «Шпигель».