Тот момент

Я оглядываюсь. У нас четыре отдельных розария, как в Касл-Ховард. И альпинарий, и лесной массив, который будет хорошо смотреться следующей весной. Каз предоставила мне скидку для персонала на арку из садового центра, хотя в итоге действительно денег осталось только на крохотный фонтанчик, а не на настоящий.

— Ты отлично поработал, Финн, — хвалит Барри. — Не хочешь сказать пару слов, объявить сад открытым?

Я смотрю на Каз и Лотти и стараюсь не думать о человеке, которого здесь нет.

— Я хотел бы поблагодарить Каз за то, что она устроила мне садовый клуб, Барри за то, что подарил мне много растений, а Лотти за то, что привела Алана Титчмарша, который теперь собирается все вам показать.

Я беру Алана, и мы идем по саду.

Все говорят приятные вещи и много улыбаются, и я хочу, чтобы садовый клуб никогда не заканчивался. Но как бы я ни старался не думать о том, что в понедельник мне в новую школу, эта мысль похожа на большое черное облако, нависшее надо мной и не позволяющее солнцу проникнуть в мой сад.

Когда я просыпаюсь в понедельник утром, у меня болит живот.

Еще до того, как я открываю глаза и вижу свою униформу, висящую на дверце шкафа. Форма дурацкая: серый пиджак с гербом на лацкане, бордово-белая полосатая рубашка и бордовый галстук с маленькими гербами по всей поверхности.

Я его так ненавижу, что даже не примерял. Лучше бы мама выиграла школьный спор. Хотел бы я по-прежнему сидеть с ней в школе-палатке. То была лучшая школа на свете. Я хочу пойти в ту школу, а не в эту.

Сажусь в постели. Картонный Алан Титчмарш стоит в другом углу комнаты и все еще выглядит очень веселым. Я бы предпочел остаться с ним дома, но, полагаю, это не вариант.

Встаю и иду в туалет. Сижу там долго, пока мир вываливается из моей задницы. Я слышу, как отец зовет меня с лестничной площадки. Говорю ему, что спущусь через минуту. Даже не заикаюсь о боли в животе.

Когда я спускаюсь, то вижу, что моя школьная сумка уже собрана и ждет меня. Хочу выбросить ее из окна. Когда мы были в кемпинге, мне не понадобилась школьная сумка. Или чертежный набор с циркулем и транспортиром. Мне ничего из этого не нужно ни тогда, ни сейчас.

На кухонном столе для меня готов тост. Папа намазал его пастой, даже не спросив меня. Думаю, это потому, что у нас нет времени решать, чего я хочу.

— Доброе утро, Финн. Все готово?

Я пожимаю плечами, кусаю тост и пью апельсиновый сок.

— Давай, — говорит папа, указывая на мою тарелку, — поешь побольше. У тебя впереди долгий день.

Он говорил со мной обо всем этом. Как записал меня во внеклассные клубы после школы, и автобус не доставит меня домой до четверти пятого. Как сам изменил свой график и теперь работает с восьми до четырех, чтобы успевать вернуться из Лидса вовремя. Он сказал это так, будто я должен быть благодарен. Хотелось ответить ему, что мне это все не надо. Послать меня в школу — его дурацкая затея. Но я промолчал.

Я ничего не сказал.

Сейчас папа смотрит на меня и явно пытается придумать, что же сказать, чтобы я почувствовал себя лучше.

— Ты должен помнить, Финн, что это новая школа. Шанс начать все сначала. Я знаю, ты не хочешь идти, но думаю, там будет намного лучше, чем в прежней. Вот почему мы выбрали ее для тебя.

— Мама не выбирала, — упираюсь я. — Она не хотела, чтобы я ходил в эту дурацкую школу, а ты спорил и заставлял ее плакать.

Папа смотрит на меня. Не думаю, что он такое ожидал. Вряд ли вообще понял, что я подслушивал.

— Финн, все было не так. Твоя мама волновалась за тебя, вот и все.

— Она не хотела, чтобы я туда шел. Когда вы говорили мне о школе, мама улыбалась через силу, так что не притворяйся, будто она была за.

Я отталкиваю стул и бегу наверх. С силой чищу зубы. Так давлю, что у меня начинают кровоточить десны, и мне приходится полоскать рот, потому что я ненавижу вкус крови.

Беру форму и одеваюсь, стараясь не смотреть на нее. Галстук настоящий, и я все еще не могу справиться с ним самостоятельно, хотя папа много раз показывал мне, как вязать узел. В конце концов я забираю его вниз и швыряю отцу.

Он не говорит ни слова. Просто берет галстук, завязывает мне на шее и туго затягивает узел.

— Вот. Ты привыкнешь.

Так отец говорит обо всем, и он неправ, потому что нет, не привыкну. К плохому никогда не привыкаешь. Просто больше не жалуешься.

Папа стоит со мной на автобусной остановке, хотя на самом деле я этого не хочу. Мы молчим, пока автобус не подъезжает, а потом отец поворачивается ко мне, сжимает мое плечо и говорит:

— Все будет хорошо, Финн. Постарайся не волноваться.

Я знаю: как только приду в школу, ничего хорошего не будет.

Это другая школа в другом здании в другом городе с другими детьми, но во всем остальном она остается прежней. Это школа, где я не выгляжу и не чувствую себя хорошо, и другие дети смотрят на меня в тот момент, когда я прохожу через ворота. Что бы ни случилось со мной, они это почувствуют.

С тем же успехом у меня на голове может висеть огромная мигающая вывеска: «Задень меня».